Екатерина Великая. Греческий прожект

Принц де Линь не допускал, чтобы скука хоть на минуту могла затесаться в их маленьком кружке. Он беспрестанно рассказывал разные забавные анекдоты и сочинял на разные случаи песенки и мадригалы. Пользуясь исключительным правом говорить, что ему вздумается, он был горазд поговорить о политике. Хотя веселиться он умел сверх всякой меры, порой, под видом шутки, он высказывал дельные и колкие истины. Он был привычным царедворцем, умным и добрым сердцем кавалером. Его насмешки забавляли, но никогда никого не оскорбляли. Однажды он презабавно подшутил над заболевшими графами де Сегюром и Кобенцелем, в конечном итоге заставив их излечиться, пуская себе кровь. Первым на оное попался трусливый, дрожащий за свою жизнь, граф Кобенцель. Конечно, толку от кровопускания не было никакого.

* * *

На великолепном балу, данном императрицей в первую же неделю по приезде в Киев, Мамонов ни на минуту не отходил от Eкатерины, даже упросил станцовать с ним менуэт. Императрица уступила ему, хотя давно не танцовала, считая себя слишком грузной для оного занятия. Однако все отметили легкость, с которой танцевала Ея Величество в паре с красавцем Мамоновым.

На том балу кто токмо не присутствовал! Зал был заполнен богатой киевской аристократией, принцами, князьями, вельможами. Были тут и князь грузинский, недавно получивший российское покровительство, были посланники едва ли не всех частей света, включая киргизских, казахских и калмыцких народов. Естественно, присутствовали и знаменитые военачальники, в первую очередь – главнокомандующий армией, изрядно состарившийся и округлившийся, граф Петр Румянцев и наместник Новороссии – Светлейший князь Потемкин, князь Прозоровский, боевые генералы Суворов, Каменский, все со своими адъютантами и другие офицеры в разнородных красивых мундирах. О женской половине, в основном, писанных, роскошных красавиц и говорить не приходится.

– Все они, государыня-матушка, желают видеть новую Семирамиду, Северную Звезду, – льстиво нашептывал на ухо императрице Мамонов.

Екатерина укоризненно взглянула на него, но Мамонов видел, что лицо ее порозовело от его слов.

Потемкин постоянно уходил, давал какие-то распоряжения и паки возвращался к императрице, сияя мужественной красотой и бриллиантами, рассыпанными по его мундиру, блистающих в перстнях, шпаге, трости. Казалось, естьли бы он не понимал нелепости, то ими бы была усыпана и черная глазная повязка. Пальцы были унизаны перстнями, в то время, как у государыни было их всего два. Зато на голове Ея Величества Екатерины Алексеевны сияла Малая корона, которая, при каждом повороте ее головы, слепила близ находившихся дам и кавалеров. Красоте ее ажурного, палевого цвета платья, безукоризненно сидящем на ее полнеющей фигуре, никто из присутствующих дам и близко не могли затмить. Князь Потемкин беседуя с ней, говорил любезности, искрометно шутил, сам смеялся, словом, веселил и веселился, вся его аттенция была на императрице. Наконец, он осмелился пригласить ее танцовать, но она отказалась, указав на его племянницу:

– Вот Светлейший князь, сия красавица, графиня Браницкая, вам не откажет.

Повернувшись к фрейлине Александре Васильевне, она шутливо приказала:

– Извольте, графинюшка, потанцевать с дядюшкой, Светлейшим князем Потемкиным.

Александра Браницкая, грациозно склонившись перед государыней, с радостью вложила свою руку в руку Светлейшего. Они поплыли в танце, а государыня, следила за ними, впрочем, как и за другими. Ей было любопытно наблюдать за галантными кавалерами, кои сопровождали ее всю дорогу из Петербурга. Теперь они наперебой приглашали киевскую красавицу, графиню Анну Красовскую и молоденькую хрупкую княгиню Ольгу Оленину. Граф де Сегюр танцовал с юной племянницей Светлейшего, Татьяной Васильевной и постоянно что-то нашептывал ей на ухо, а та посмеивалась. Императрица видела, что князь Потемкин, часто устремляет свой взгляд в их сторону и хмурится.

«Ужели права молва, что князь имеет связь со своими племянницами», – паки мелькнуло в голове. – Не может быть, чтоб он был таковым охальником!» Екатерина отвернулась и заговорила с Мамоновым.

Танец закончился и, по возвращении Татьяны Васильевны, Екатерина полюбопытствовала:

– О чем вы, душа моя, беседовали с сим ветреным графом де Сегюром?

– Ах, Ваше Величество, он и в самом деле ветрен, – охотно отвечала красавица фрейлина. – Видите ли, он не доволен, что ему приходится, проделав таковое расстояние, все также присутствовать на тех же православных обеднях, тех же балах, видеть тот же двор.

– А что же он хотел? – с удивленной улыбкой полюбопытствовала Екатерина, хотя было видно, что самолюбие ее задето.

Варвара, пожав плечами, тоже с улыбкой ответствовала:

– Уж и не помню, Ваше Величество… Пожалуй, ему хотелось бы увидеть разные заведения, постройки в местах, где мы останавливаемся.

– Вот оно что! – проговорила с усмешкой императрица и весело взглянула на Александра Мамонова, приглашая его тоже поучаствовать в разговоре: