Екатерина Великая. Греческий прожект

Общество в Киеве в приезд императрицы разделилось как бы на три круга. При великолепном дворе Екатерины Алексеевны вращался тесный кружок самых приближенных, куда, окроме фрейлин-наперсниц, прежде всего, входили ее любимец Александр Мамонов, генерал-аншеф, наместник Новороссии князь Григорий Потемкин, генерал майор, член Коллегии иностранных дел Александр Безбородко и статс-секретарь Александр Храповицкий. Ко второму кругу относился дом, где жили фон Кобенцель, Фитц-Герберт и де Сегюр, принимавший и русских, и иностранцев. Сей маленький своеобразный двор был местом, куда сходились самые разные люди, говорящие на различных языках. Сидя за накрытым столом, уставленный блюдами, фруктами и винами, они вели беседы, толкуя о разных предметах – от важнейших до самых обыкновенных. И третий круг – круг военных. Здесь собирались офицеры разного ранга. Им тоже было о чем поговорить, понеже чувствовалось, что надвигалась новая война.

Екатерина, вращаясь в своем кругу, все же жестоко скучала по своим внуками и подруге Анне Никитичне Нарышкиной. Она нередко вспоминала все ее поступки и дела, учиненные ради нее, Екатерины, за более, чем сорок лет.

– Как жаль, – говорила она Протасовой, – что внуков и Анну Нарышкину так не вовремя хворь одолела! Как мне их здесь не хватает!

– Ну, что делать? Дети занедужили, а со здоровьем княжичей шутки плохи. А уж, Анна Никитична, хворает редко, но метко!

– Не ко времени, совсем не ко времени!

– Вы с ней, государыня, уж так дружны, редко таковое бывает! – заметила Протасова, ревниво поглядывая за государыню. – Я при вас никак уж двадцать пять лет…

– А с ней более сорока! – с грустью в голосе молвила государыня. – Все друг о дружке знаем. Как она мне помогала в начале моей жизни в Петербурге!

– Анна Никитична – редкий человек… Умная, приветливая, красивая.

– А ты примечаешь, Королева, кругом меня все таковые.

– Ну, я ж не токмо не красавица, а чистой воды дурнушка… Екатерина обняла ее, сказала мягко:

– Красота изнутри дороже, Анна Степановна, гораздо дороже! Я себя тоже не отношу к приписным красавицам и Анна Никитична не блистала ею…

Довольная Королева заулыбалась и вдруг предложила:

– А может статься, вашу верную подругу вознаградить как-то…

Екатерина отругала себя, что доселе не додумалась сама, и положила выслать сердечной подруге, статс-даме Нарышкиной орден Святой Екатерины. То-то ей будет радость!

Вошла Мария Саввишна, сразу устремив добрый взгляд на императрицу.

– Сказывают, матушка-голубушка, на Днепре, неподалеку от дворца стоят фрегаты сказочной красоты. Стало быть, вскорости отбываем отсель в Крым?

– Екатерина подошла к окну, потом к другому:

– Ничего не видно. Надобно выйти посмотреть. Пожалуете со мной?

Обе с готовностью ответствовали:

– Вестимо, матушка!

Екатерина всё усмехалась:

– Князь Григорий Александрович таковой выдумщик, ни на минуту не желает оставить меня без аттенции! Он пообещал, что не заскучаю на протяжении всей поездки отсель до самой Тавриды.

Надевая на выход чепец, Перекусихина, весело отметила:

– Сказано – сделано, государыня! Он ведь к чему руки не преложит – все кипит!

Государыня, благосклонно кивнув, молвила:

– Правда твоя, Саввишна! Известно, что когда сумеешь взяться за дело – и снег загорится, когда не сумеешь – и масло не вспыхнет.

* * *

Двадцать второго апреля, на следующий день после праздничного бала в честь дня рождения императрицы, пушечный залп возвестил о начале ледохода на Днепре. Через неделю, Екатерина Алексеевна, в бархатном, цвета бордо, дорожном платье с капюшоном, под пристальным взглядом придворных и сопровождающих, под приветственные крики собравшегося народа, взошла на роскошную галеру, покрашенную снаружи в пурпур и золото. За семью такими галерами следовало восемьдесят судов с пушками, солдатами и матросами. Между ними сновали маленькие суда с музыкантами, непрерывно играющими музыку. Галеры были отделаны в римском стиле и отличались огромными размерами и богатством убранства. На самой большой галере «Десна», плыла императрица с приближенными. Здесь находилась вместительная столовая, приспособленная для торжественных обедов. Флотилию со всех сторон окружали шлюпки и челноки. На них путешественники посещали друг друга. По обе стороны Днепра князь Григорий Потемкин организовал не прекращающиеся представления. По всему водному пути путешественников, на крутых берегах реки, встречали толпы народа. Места причалов были всячески украшены, народу горстями разбрасывали деньги. Екатерина была весела, любезна и заметно в приподнятом настроении. Прекрасная весенняя погода, покой, коий навевал спокойные воды реки, располагала к приятным беседам. Вели разговоры обо всем: и об истории стран, о народах, о древней Греции, Македонии, Карфагене. Однажды, в вечернее время, разговаривая за столом с молодыми дипломатами, Екатерина принялась расспрашивать их о впечатлении произведенных на них городом Киевом.

Восторженный и веселый Людвиг Кобенцель, воскликнул:

– Государыня, – это самый дивный, самый величественный, самый великолепный город, какой я когда-либо видел!