Императрица поселилась в большом красивом доме, художественно оформленном молодым и весьма скромным, местным художником из семьи иконописца – Владимиром Боровиковским. Здание было построено близ прекрасной дубовой рощи и сада, в котором росли грушевые деревья такой вышины и толщины, каких она отроду не видела. К тому же они были все в весеннем цвету. Рядом с дворцом, расписанным Боровиков-ским, был устроен пруд с купальней, дно которого было выложено мрамором, рядом с ним был выстроен прекрасный павильон. Императрица не могла наглядеться на оную красу, приглашая полюбоваться ею и своего любимца. Мамонов тут же сочинил романтические вирши, от которых Екатерина была в восторге. Любовь ее к Александру Матвеевичу все возрастала. Немудрено, коли рядом такой человек с множеством талантов, к тому же умница и красавец! Они оба беспрестанно говорили о прекраснейшем мягком климате, который нашли самым лучшим во всей империи. Такожде много восхищались убранством и художественным оформлением комнат. Екатерина положила пригласить молодого и талантливого художника Боровиковского в столицу и заказать ему портреты своих внуков, себя и Мамонова, которому тоже пришелся по душе двадцатилетний стеснительный художник. Особливо Александр Матвеевич восхищался прекраснейшей местностью, лучше коей он нигде не видел. Говорили между собой и о том, что главнокомандующий, Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин, недосягаем для его соперника, графа Петра Александровича Румянцева, понеже первый все делал для Новороссии, второй же – ничего.
На следующий день, первого мая, Екатерина, весьма довольная своей спальней, вызвала своих секретарей. Храповицкому повелела сделать чертеж спальни, засим отправить придворному архитектору Кваренги, а Безбородке приказала передать указ наместнику Малороссии, графу Петру Румянцеву, чтоб впредь имел гораздое попечение о строении городов.
– Негоже так сильно отставать прославленному фельдмаршалу от Светлейшего, – сказала она Безбородке. – В Киеве нет ничего примечательного. Ужели нельзя приложить там руки?
– Так ведь он полагает, Ваше Величество, что не его дело строить города, его дело брать их, – бесстрастно съехидничал Безбородко.
– Полагаю, строить города столь же трудно, как и завоевывать их, – отрезала императрица.
Храповицкий, чтоб разрядить обстановку, вдруг пожаловался Безбородке:
– Каковая здесь жара, я все время потею.
Екатерина, услышав оное, весело отреагировала:
– Я тоже. Не успеваю переодеваться. В обед скрываюсь от жары, но к пяти пополудни воздух весьма приятен. Жаль, – заметила она, – не тут построен Петербург. Надобно сказать, проезжая сии места, мне воображаются времена князя Владимира.
На что Храповицкий отозвался тоже с ностальгической ноткой:
– Достопамятные, славные истории времена…
Первого мая было особливо торжественно: архиепископ Амвросий произнес свою заготовленную речь. К руке императрицы были допущены Амвросий, Потемкин, Румянцев, генералитет и еще несколько чинов и офицеров. Императрица принимала делегацию осетинской народности, просивших Православного крещения, встреченное государыней весьма благосклонно.
Во время обеда были разыграны представления, оркестр музыкантов и огромная группа певцов развлекали императрицу и ее окружение. Для услаждения императрицы, в Кременчуг заранее прибыл итальянский композитор, дирижер и педагог Джузеппе Сарти, назначенный директором Екатеринославской музыкальной академии, коий во главе оркестра и хора, из почти двухсот человек, давал концерты. Здесь и была сыграна, заказанная Потемкиным, торжественная кантата, сочиненная итальянцем. Заслуга в прекрасном музыкальном оформлении концерта, как докладывал князь Потемкин, не токмо композитора Сарти, но и первого виолончелиста оркестра «Ла Скала» Александро Дельфино, приглашенного в консерваторию будущего Екатеринослава. Волшебные звуки музыки постоянно и, почти везде, сопровождали Екатерину и ее любимца в столь понравившемся им городе.
Как всегда, государыня встречала у себя духовенство, городское начальство, купцов и мещан города, а такожде принимала жалобы. В тот же день она пригласила гостей на обед на сто кувертов, на следующий день толико же гостей обедали у нее на галере «Десна».
Вместе с Храповицким, после обеда, Екатерина разбирала иностранную почту, и, из перлюстрированного письма жены графа Луи де Сегюра, они узнали, что государственный контролер финансов Франции, Шарль Калонн, смещен Благородным Собранием.
Императрица насмешливо иронизировала:
– Они создали Благородное Собрание! Двадцать лет назад мне всего-то удалось учинить Собрание Депутатов… Вы, Александр Васильевич, извольте передать сию новость нашему гофмаршалу князю Федору Сергеевичу Барятинскому, пусть посмеется.