К полудню, встретившись, по просьбе князя Потемкина, с казаками, ликвидированной после Пугачевского бунта Сечи Запорожской, императрица дала согласие на восстановление оного войска, и распорядилась селиться им на полуострове Тамани, тоже относящейся к Новороссийскому наместничеству. По инициативе, далеко зрившего Потемкина, тут же начало создаваться «Войско верных казаков».
Вечером Екатерина дала бал, на котором было около восьми ста человек. Съехались в необычайно богатых нарядах чуть ли не все дворянство и купечество губернии.
На третий день, перед балом, даваемый местной знатью, князь Потемкин предложил императрице посмотреть маневры дивизии генерала Суворова.
– Государыня-матушка, не изволите ли вы посмотреть маневры рядовой российской дивизии? – обратился он к ней.
– Отчего же не изволить, Светлейший князь? С удовольствием, особливо, буде сия дивизия ходит под Суворовым.
– Так и есть! Дивизией командует генерал Александр Васильевич Суворов, матушка!
Искусство войска, продемонстрированное Суворовым, поразило не токмо государыню, ее свиту и всех гостей, но и самого Потемкина. Сам, являясь мастером празднеств и представлений, он подумал: «Вот так генерал Суворов! Прямо-таки обошел меня… Не ожидал такового размаха!»
После смотра, перед балом, Екатерина написала барону Мельхиору Гримму, что суворовское войско, кое она видела в Кременчуге – превосходнейшее, каковое токмо можно встретить, и, что Александр Суворов приглашен в свиту, сопровождающую ее в Тавриду.
Управляющему Петербургом, Якову Брюсу, она отписала:
На третий день, перед отъездом из Кременчуга, Екатерина в беседе с князем, поинтересовалась:
– Ну, как? Много казаков записалось в новое казачье войско? Тот гордо заявил:
– Изрядно, государыня-матушка! Будут теперь у нас особливые новороссийские казаки. Будет, кому защитить Веру Русскую!
– Чаю, будет кому! – поддержала его Екатерина. – В прежние века, в сих местах, противу католичества стояли казаки, возглавляемые гетманами Петром Сагайдачным, а после него – Богданом Хмельницким.
– Все-то вы ведаете, государыня моя! – воскликнул с удивлением князь Потемкин. – А, знаете ли, что при Богдане Хмельницком кременчугская земля, относящаяся к гетманской столице, Чигирину, славилась тем, что давала половину сотен в казачий Чигиринский полк – гвардию гетмана?
– Нет, князюшка, чего не знаю, того не ведаю. И Кирилл Разумовский, последний гетман, ничего подобного не докладывал.
– В-о-о-т, – протянул удовлетворенно князь, довольный тем, что он знает кое-что более нее. – Так вот сам Кременчуг в то время, Екатерина Алексеевна, был сотенным городом Чигиринского полка, к которому были приписаны и знаменитый гетман и его старшина.
– Да-а-а. Интересна русская седая старина. Чего токмо не происходило в ее пределах! – молвила Екатерина, глядя в пространство перед собою, вестимо, воображая необозримую даль.
Впечатления о Кременчуге у Екатерины складывались самые похвальные. Перед отъездом, она, обратившись к свите, грустно молвила:
– Как жаль, что не тут построен Петербург!
Потемкин, подал императрице руку и, победоносно глядя на ее приближенных, повел ее к карете. Сие звучное изражение государыни о Кременчуге, легло бальзамом ему на сердце, и, вестимо, на сердца всех кременчужан.
Четвертого мая государыня Екатерина Алексеевна и свита взошли на свои галеры и двинулись далее в путь, коему мешал сильный встречный ветер так, что в тот день сумели преодолеть всего лишь двадцать пять верст.
Екатерина, вестимо, ведала, каковую роскошную светскую жизнь ведет ее бывший фаворит, теперешний польский король Станислав-Август, и каковая очередь из прекрасных дам, выстраивается пред ним, в надежде стать его любимицей. Такожде она ведала, что он меняет их, как перчатки, но ни на ком из них надолго не задерживается.