Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Прочитав книгу, Екатерина пришла в негодование: мало того, что сей бродяга назначил ей умереть через восемь месяцев, он еще накропал всяческую несуразицу про будущее Российской империи, коей доподлинно, по его предсказанию, осталось существовать чуть более сотни лет. Сулил одни войны, гибель императорской фамилии, исчезновение Романовых. Правильно епископ Галицкий и Костромской Павел, прочитав сию книгу, хотел отправить его в острог. И зачем князю Голицыну надобно было отправлять к ней сего монаха? Как будто дел у нее более никаких нет, как выслушивать всяческие бредни! Насмешил! Она умрет через восемь месяцев! Ужели она должна забыть, как настоящий прорицатель, еще в далекой юности, напророчил ей дожить до восьмидесяти лет. До коих ей еще жить да жить! Екатерина фыркнула. Поведав кое-что об их с Авелем разговоре со своими близким фрейлинам, она вместе с ними весело посмеялась. Монаха же они посоветовали казнить за его ереси. Однако, слегка поколебавшись, императрица приказала посадить Авеля в Шлиссельбургскую крепость.

Вечером того дня, императрица почему-то много размышляла о его предсказаниях, о своей судьбе, жизни двора и прочем. Вдохнув, она опустила голову. Екатерина не могла отогнать от себя мысли, которые поневоле владели ею последнее время, и, кои особливо засверлили в её мозгу, после последней встречи с сим ненормальным монахом, называющим себя провидцем, посланным самим Богом. Размышляла об отношениях с сыном Павлом Петровичем. У нее закрадывались мысли: а не замыслил ли Великий князь какой-нибудь противу нее крамолы? Можливо, она и умрет раньше времени из-за покушения на ее жизнь?

Отношения императрицы Екатерины и Павла Петровича обострились настолько, что императрица предложила Великой княгине подписать акт, устранявший Павла Петровича от престола в пользу старшего внука, Александра, но получила отказ. Мария Федоровна bene placito не смогла пойти противу мужа. Сам же налаживать обстановку Павел Петрович не желал, Екатерина напрасно ждала его шагов к примирению. Оставалась еще надежда, на имевшую над Павлом Петровичем власть, Нелидову, коя не знала, что императрица готова отдать корону не сыну, а внуку. Но, как раз в те дни, Нелидова была в ссоре с Павлом, и не появлялась при дворе. Тем временем, приближенные Великого князя — Иван Кутайсов, и его друзья, суетились, дабы представить ему молоденькую красавицу, Наталью Веригину, недавнюю выпускницу Смольного. Бывший цирюльник Великого князя, Кутайсов, по происхождению не то турок, не то грузин, был в большом фаворе у Павла Петровича. Кутайсову, вестимо, не нравилось, что опричь него, есть еще Екатерина Нелидова, которая могла как-то влиять на Великого князя. Екатерине Ивановне было уже тридцать семь лет, здоровье слабело. Узнав о появлении соперницы в лице Веригиной, она окончательно стала затворницей, и, получивши приглашение Павла Петровича в Гатчину, ответила отказом.

Записки императрицы:

Грамотой римского императора Франца Второго, от 22-го мая 1796 года, граф Римской империи Платон Александрович Зубов возведен, с нисходящим его потомством, в княжеское Римской империи достоинством с титулом светлости. Андрей Кириллович Разумовский, хлопотавший по оному делу в Вене, выбрал для Платона Зубова девиз: «meritis crescent honores».

* * *

Великая театралка, Анна Никитична Нарышкина, сообщила Екатерине, что граф Николай Петрович Шереметьев оставил свое имение Кусково и переехал в Останкино, где выстроил себе новый дом.

Императрица, не поверив, переспросила:

— Что? Переехал вместе с актерами, актерками, музыкантами и слугами при театре?

— Да, государыня-матушка, Екатерина Алексеевна! Всех изволил перевезти! И построил тамо прекрасный новый театр.

Екатерина от удивления открыла рот:

— Но ведь в Кусково у него был таковой театр, такая замечательная сцена! Восемь лет назад я даже отметила, что мой театр в Эрмитаже уступает Кусковскому.

— А что ему, Ваше Величество, с его несметным состоянием? Одних мужиков у него двести тысяч, можно позволить себе построить не один, а несколько театров. Я слышала, что он обожает свою приму Прасковью Жемчугову, и ради того, чтоб не плелись сплетни об их отношениях, он перевез ее подальше от Кусково.

Брови Екатерины поползли вверх. Засим она понятливо кивнула.

— Что ж удивляться? — молвила она. — Таковую певунью и красавицу и не полюбить было бы странно! Я сама, токмо услышала ее пение и увидела ее неподражаемую игру, сразу ее и полюбила.