– В школе ходят слухи, что ты вроде как пацифист.
– Спасибо моей маме, в большинстве случаев так оно и есть, но я готов надрать тебе зад, если ты обидишь Ви.
– Прямо сейчас я чувствую то же самое по отношению к тебе.
Он почти ухмыляется.
– Так где же она?
– В своей комнате. – Я делаю шаг к лестнице, и он становится передо мной. – Я не доверяю тебе.
– А она доверяет.
Он не двигается, и я подумываю о том, чтобы замахнуться.
– Почему ты думаешь обо мне худшее?
Кравиц пронзает меня злобным взглядом.
– Ты знаешь, сколько раз Ви сидела перед тобой в школе и слушала, как твои друзья говорят о ней?
– Я никогда ничего не говорил.
– Ты совершенно прав. Ты ничего не добавлял, но и не останавливал их. Ты тоже смеялся вместе с ними. Просто то, что ты решил отмалчиваться, не делает тебя невинным. Она была перед тобой все эти годы и оставалась невидимкой. По крайней мере, такой себя чувствовала. Ты и твои глупые друзья предположили, что Ви видит жизнь по-другому и живет по-своему, что она ничего не чувствует. Но она была там, и она чувствует, и твои слова разрушили ее. Я знаю, что между вами сейчас что-то происходит, а это значит, что она простила тебя, но я не простил.
У меня болит в груди. Я никогда не пускаю сплетни, это не то, что мне нравится делать. Но также никогда не пресекаю их. Я плыву по течению вместе с друзьями, слушаю и затем следую за ними. Прямо как сказал Нокс: я человек, который сливается с толпой, у которого нет другой задачи, кроме как нравиться. Я только вставляю комментарии там и здесь, чтобы включиться в беседу. Чувство вины сдавливает мне горло. Имя в списке по алфавиту. Разве не это сказала Вероника, когда мы начали работать вместе?
К черту меня, она всегда была рядом.
– Я ничего такого не хотел.
– Большинство людей никогда ничего не хотят, но это не значит, что они делают все правильно, – продолжает он. – Джесси думает, что ты ее противоположность. Мне кажется, она очень одинока. В любом случае ты в конечном итоге причинишь ей боль, даже если не хочешь этого, а у нее нет на это времени.
– Если я тебе не нравлюсь, зачем тогда впустил?
– Я впустил тебя не для того, чтобы помочь, – говорит он. – Эта ерунда между вами уже разваливается. Ты знаешь больше, чем следовало бы, и она сказала, что вы двое – случайные люди. Может быть, так оно и было. Может быть, именно так все и началось, но ты на грани того, чтобы причинить ей боль. Когда она почувствует себя лучше, ты должен порвать с ней, пока не причинил ей такую боль, которую уже не сможешь искупить.
– Я не собираюсь рвать с ней.
Кравиц входит в мое личное пространство и смотрит на меня пустыми глазами.
– Ты думаешь, что достаточно силен, чтобы быть с ней?
– Так и есть.
– А вот и нет. Любовь к Ви требует жертв. Это значит, что ты не можешь быть эгоистом и не можешь командовать. – Он тычет пальцем мне в грудь, и его голос дрожит от волнения. – Это значит, что тебе снова и снова вырывают сердце, но ты остаешься рядом с ней, поддерживаешь ее, потому что она – одна из лучших людей, которых ты когда-либо встречал. У тебя нет этого. Ты тот парень, у которого не хватает мужества остановить своих друзей от того, чтобы они не несли чушь о девушке, которая ему небезразлична. Потому что именно это происходит в школе. С тех пор, как она связалась с тобой, слухи стали только хуже, и она слышит каждое слово. У нее нет времени на эту чушь, и она заслуживает гораздо большего.
От исходящей от него острой боли что-то хрустнуло в моей груди. Такую боль я чувствовал всего несколько раз в своей жизни от людей на похоронах. Что-то такое я почувствовал, когда мои родители сказали мне выбирать между ними. Я вижу горе.
Мой мир сужается до точки, а потом взрывается.
– Опухоль гораздо серьезнее, чем она рассказывает.
Он не отрицает, просто пристально смотрит на меня, как будто он всадник Апокалипсиса, и я в его списке. Двигаюсь, чтобы обойти его, и он двигается вместе со мной. Я поднимаю руки и отталкиваю его назад, в ответ он замахивается, и я уже готов блокировать удар, как сзади раздается голос:
– Пропусти его. – Джесси Лахлин. Маловероятный союзник входит в квартиру. – Она наверняка захочет его увидеть.
– Он – это плохие новости, – Кравиц кипит от гнева.
– Да, но это не наш выбор. Это никогда не было нашим выбором.
Бросив последний свирепый взгляд на Кравица, я толкаю его плечом, когда устремляюсь через комнату и вверх по лестнице. Я смотрю направо и вижу комнату, которая, должно быть, является спальней ее отца, затем налево. Вероника лежит на кровати, накрытая вязаным одеялом, которое держит в руках. Мягкий свет на комоде не дает ей быть съеденной заживо тенями, бродящими по комнате.