Экипаж

На коленях Аля держала Алика, крепко прижимая его к себе, как бы показывала этим, что никому его не отдаст.

—   А ребенок зачем? — неодобрительно сказал судья. — Нечего ему тут делать. Ребенка уберите.

...В коридоре свидетельница Мишакова — Алина мать — кормила Алика бутербродами с колбасой и тихонько плакала от стыда.

...А в зале судья спрашивал:

—  Ответчица, вы имеете отводы?

—  Имею, — запальчиво сказала Аля. — У меня отвод его адвокату. Я без адвоката, и пускай он без адвоката!

— Ответчица, — терпеливо объяснил судья. — За­кон не предусматривает права отвода адвоката про­тивной стороны... Вы тоже имеете возможность при­гласить адвоката...

—  Зачем это? Обойдусь и так... Я мать, и никто не может отнять у меня ребенка! — Аля с вызовом поглядела на молодого, но уже лысого ненароковского адвоката.

Судья пропустил это мимо ушей и спросил как полагается:

—  Какие ходатайства к суду есть у сторон?

—  Прошу оставить мне ребенка! — опять выско­чила Аля. — Мой бывший муж не может его воспи­тать. Он...

—  Вам еще будет предоставлена возможность вы­сказать свои; возражения по существу иска, — пре­рвал ее судья. Ответчица ему определенно не нрави-лась. — А сейчас я спрашиваю: имеются ли у вас какие-нибудь ходатайства процессуального характе­ра...

...В коридоре Алик с грохотом катал по полу крас­ную пожарную машину. А бабка, сидя на деревянном

диванчике, рассказывала что-то вполголоса пожилой соседке, и та горестно кивала головой.

...Заседание продолжалось. Аля говорила спокойно и печально:

—  Я понимаю, что без отца ребенку плохо. Но без матери, мне кажется, еще хуже... Я даже не знаю, на что Валентин Георгиевич надеется. Он летчик, рабо тает в разное время, часто задерживается: ну, когда посевная или какие-нибудь случаи... Как же он будет заниматься ребенком?.. Всегда на работе.

—  А вы разве не работаете? — деланно удивился адвокат.

— Работаю. — Аля снисходительно улыбнулась. — Но у меня мама на пенсии. И еще полная сил.

—  Скажите, а вам известно, что у Валентина Ге­оргиевича тоже есть мать-пенсионерка и незамужняя сестра? — продолжал допытываться адвокат. — Жи вут в собственном доме в Краснодарском крае, куда ваш бывший муж легко может перевестись.

—  Это же совершенно чужие люди Алику! — на­чала горячиться Аля. — А моя мама его с пеленок вырастила!

—  Мама вырастила? — тут же прицепился адво­кат. — А вы что же, не принимали в этом участия?

—  Вы не меня разбирайте, вы его разберите, что он за человек! —= Алю уже трясло от возмущения. Впрочем, адвокат этого и добивался.

—  Хороший человек. В характеристике так и ска­зано: пользуется уважением коллектива, морально ус тойчив, заботливый отец...

И тут Аля сорвалась.

—  Вот это уже для меня новость. Пожалуйста, я могу рассказать, какой он был отец! И про «морально устойчив» тоже расскажу... Дома не ночевал и по два, по три дня!.. А отец так и вовсе никакой... Не давал сыну настоящего воспитания и не мог, конечно... Я педагог начальных классов, а он кто? Он сына только ругал. Даже бил, такую крошку!.. Алик от этого за­икаться стал...

Ненароков слушал и, странное дело, видел не эту враждебную лживую женщину, а ту невиданную кра­савицу, в которую влюбился пять лет назад и которая стала его женой. Он вспоминал с мучительной отчет­ливостью: вот они с Алей в подъезде, еще до женить­бы. Он расстегнул ей воротник блузки и целует, це­лует худенькие ключицы. Заскрипела чья-то дверь, и влюбленные в веселой панике выскочили на улицу... А вот Аля в постели. Она уже заснула, а он ходит с полугодовалым Аликом на руках, качает его и смот­рит на нее, не может налюбоваться... А вот они с Алей купаются в Черном море, под скалами., Ночь, кругом никого, и Аля без купальника...

—  Просто даже удивительно, как такого человека держат в нашей авиации, — говорила судье Аля. — Он  часто  уходил  в  полет  пьяный,  мог погубить  и машину и людей... Как ему доверить ребенка? И во­обще, у Ненарокова были такие высказывания, что просто стыдно слушать. Он, например, серебряные крылья на своем кителе называл «курицей». День, когда давали зарплату, называл «днем авиации»... В этом месте судья сердито перебил Алю:

—  Ну, это суду неинтересно. Вы покороче... Адвокат написал Валентину записку. «Он за вас.

Перестаралась Алевтина Федоровна».

...Дошла очередь и до Алиной матери. Стараясь не глядеть на Валентина, Евдокия Петровна говорила:

—  Алевтина все правильно рассказывала. Как она говорила, так оно и есть.

—  А откуда вы знаете, что именно она рассказы­вала? — жестко спросил судья.

—  Ну... Она же неправды не скажет... А как было, я знаю: все на моих глазах вертелось... Нельзя ребенка от матери забирать.

—  У меня вопрос к свидетельнице, — сказал ад вокат. — Евдокия Петровна, вы говорите — на ва­ших глазах... На ваших глазах ребенка били?

— Били?! Что вы, как можно!.. Ну, иногда, конечно, Алечка щелканет по затылку, но это же так, любя, от нервов только...

—  Понятно, понятно. Еще вопрос: вы своего быв­шего зятя часто видели пьяным?

—  А ни разу не видела, — растерянно сказала Евдокия Петровна. Адвокат преувеличенно удивился: