Русские историки экономической мысли ещё в XIX веке отмечали, что особенное и национальное у греков и римлян «закрывало человеческое», а временное не позволяло им думать о «существенном и неизменном», что греки не видели другой цели для государства, кроме «борьбы с врагом и собственной защиты», другой славы, кроме «победы и власти». Поэтому в их понятиях преобладала идея «государственно-физического утилитаризма», а произволу человека придавалось слишком большое значение (даже ценность денег ставилась в зависимость от воли человека) 10)
.С позиций фритредерства буржуазные экономисты уже в XIX веке давали самое превратное истолкование экономической мысли античности. Так, Ингрэм утверждал, что для экономистов античной эпохи характерно признание подчинённости человека государству, политический подход к экономическим проблемам, истолкование последних с этической точки зрения, взгляд на богатство как запас средств для общественных целей, наделение государства контрольной властью, признание благотворности законодательства и государственной опеки над экономической жизнью, веры в государственный идеал и желание подчиняться внешнему импульсу 11)
.На первый план тут выдвигалось отношение государства к процессу экономического развития, а между тем эта проблема не являлась главной для экономической мысли античности. Делать то или иное решение этой проблемы критерием для общей оценки экономической мысли Греции и Рима нет никаких оснований. Всё разнообразие экономической мысли, например, Греции не укладывается в узкие рамки этой проблемы. Всё-таки экономические проблемы решались греческими мыслителями не с точки зрения абстрактного государства, а с позиций господствующего класса. Идея государства вовсе не являлась самодовлеющей, и речь шла об использовании государства в интересах рабовладельцев, причём даже в проектах Платона. Мало вразумительной является и фразеология относительно любви греков к «государственному идеалу» или желания их непременно подчиняться «внешнему импульсу». Моральные же сентенции встречаются на протяжении всей истории экономической мысли и представлены также в буржуазной экономической литературе, маскирующейся под научность, притом строго объективную. Этой литературе свойственна мораль чистогана и апология капитала, всех форм эксплуатации. Особенность экономической мысли античных мыслителей состояла лишь в том, что они не маскировали свои моральные требования, за которыми скрывались классовые интересы. Условия натурального хозяйства сказывались в этом смысле самым непосредственным образом.
В более поздней буржуазной литературе тоже повторяются фразы о доминанте в истории Греции мысли относительно «общегосударственных интересов» и аристократичности «мировоззрения классических мыслителей», слияния социально-экономических вопросов с морально-эстетическими, об определяющем значении задачи обеспечения «государственного организма» средствами существования, о широком распространении идеи зависимости человека от природы и т. д. Платону и Аристотелю приписываются поиски даже «идеально-логических типов» хозяйства, греческие мыслители объявляются поклонниками «точки зрения полезности» и т. д. 12)
Таким образом, к старым домыслам буржуазные экономисты добавляли новые, привнося в истолкование экономической мысли античности тенденциозные взгляды новейшей апологетики.Нелепо искать у мыслителей древности «идеально-логические конструкции» в духе Макса Вебера. Это может лишь увеличить сумятицу представлений о характере экономической мысли Древней Греции.