Экономическая мысль Древней Греции. Курс лекций

«И если кто живёт рабом, имеет он
Такое ж тело, как и мы; никто рабом
Не был рождён природой никогда. Судьба.
Вот что рабом заставило быть тело их» ⁸⁾

.

Другие писатели, наоборот, считали рабство нормальным явлением экономической жизни. Да и отмеченные выше авторы высказывали часто суждения иного рода.

Особого внимания заслуживают экономические воззрения Эврипида, одного из классиков греческой литературы V в. до н. э. В своих трагедиях Эврипид ярко отразил жизнь Греции этого периода, хотя их сюжетами и брал старинные сказания. В его произведении «Александр» доказывалось (сторонниками Париса), что рабом надо считать лишь того, кто по своей природе недостоин носить имя свободного, а не того, кто, будучи героем в душе, родился в положении раба. Другие (противники Париса), наоборот, указывали, что для царя невыгодно, если у него сильные рабы и слабые господа, или рабы сильнее своих господ; что самый невыгодный вид имущества – это раб с самомнением, и тот рабовладелец, который любит рабское сословие – мятежник против своего класса; что истинное благородство нельзя найти у простого народа, оно может быть только у богатых. Вывод гласил, что «гнусно рабское сословие: это брюхо – и только; о последствиях оно не думает». В некоторых несохранившихся трагедиях Эврипид тоже касался проблемы рабства. В одной из них говорилось, что «раб не должен заниматься отвлечёнными вопросами и вообще искать случая отлынивать от работы» («Антиопа»). В другой заявлялось, что тот, кто верит рабу, проявляет большую глупость («Алкмеон»). Эти тирады не обязательно выражали мнение самого Эврипида, но у последнего имелось вполне определённое понятие раба как социального статуса. Задолго до Аристотеля Эврипид делил рабов на тех, кто был рабом по природе и тех, кто попал в положение раба по случайному стечению обстоятельств, в результате насилия. Людьми, которые самой природой созданы для рабства, он считал варваров, а рабство греков квалифицировал как насилие. В «Оресте» рисовалась картина издевательства над трусливым рабом фригийского происхождения, и говорилось, что «рабской кровью» недостойно даже обагрить меч Ореста.

В своём отношении к ремесленникам Эврипид воспроизводил традиционные взгляды и указывал, что «владельцы мастерских ещё более несчастны, чем самое низкое простонародье», являясь «предметом всеобщего поношения» («Полиида»). Зато как яркий сторонник демократии он проповедовал гражданское равенство и считал, что «равенство и есть справедливость для людей». С его точки зрения, писаные законы имеют некоторое преимущество перед неписаными, так как они действительно обеспечивают всеобщее равенство («Паламед»). С другой стороны, неписаные законы хороши тем, что проникают в душу человека вместе с воспитанием.

Еврипид, однако, не одобрял защиту интересов городских пауперов и обвинял крайнюю демократию в разложении греческого общества. Он создал яркий образ демагога из числа знатных людей, который, «черни руки пожимая» и её «уловляя фразой льстивой», унижался недостойным образом («Ифигения Авлидская»). В «Оресте» рисовалась отталкивающая картина споров в народном собрании с участием подставных ораторов, явных демагогов. Еврипид считал тиранией порядок, при котором имущество граждан систематически забиралось для раздела среди бедноты, усматривал в этом лишь интриги разорившихся кутил из числа аристократов, у которых «цель – ограбить граждан» (как говорилось при описании возвышения тирана Лика в Фивах). В произведении «Просительницы» Еврипид делил греков на 3 класса, указывая, что богачи «стремятся лишь богатства увеличить – для государства пользы нет от них». Но бедняки страшнее для государства, поскольку у них «на хлеб насущный даже не хватает» и они лишь «одному доступны чувству – зависти к богатым». Мерзкий демагог «пьянит толпу заманчивою ложью». Отсюда и следовал вывод, что только «средний класс спасает государство».

Любопытно, что вслед за своим учителем Сократом, Эврипид считал полезным труд, ибо последний делает человека терпеливым и деятельным, а тем самым и нужным для общества («Александр»). Правда, таким облагораживающим трудом представлялся только труд сельскохозяйственный, на лоне природы.

В «Оресте» был изображён «крепкий муж» среди ораторов, который свою землю пашет и служит образцом тех, кои «спасают государство». В «Электре» тоже был показан такой автург, который хотя и беден, но гордится своей свободой и обладает тем достоинством, что к его «очагу зовут вас не рабы». Подобный крестьянин силён тем, что ему и деньги потребны только «на два конца» – принять друзей и платить лекарю в случае болезни. Обе эти пьесы относятся к 409–408 гг. до н. э. и отражают настроения конца V в.