§ 1. Поиски «античного социализма» буржуазными историками
Как известно, в экономической и политической жизни греческого полиса V в. до н. э. демос играл огромную роль. С одной стороны, он занимался производительным трудом, участвовал в материальном производстве, и экономические успехи греческих городов в значительной мере покоились на этом. С другой стороны, демос являлся социальным резервом рабовладельческого строя, поставлял ему солдат, был налогоплательщиком. Наконец, становясь политическим гарантом эксплуатации рабов и в известном смысле её соучастником, свободное гражданство требовало известную долю в прибавочном труде рабов, военной добыче полиса и результатах торговой эксплуатации его аграрной периферии. Эти требования становились тем более настойчивыми, что экспансия рабства и торговли городов всё больше подрывали основы мелкого ремесла, вызывали пауперизацию городского населения. Возникало непримиримое противоречие между политическими привилегиями демоса и его экономической нищетой. Не случайно Псевдо-Ксенофонт жаловался, что на улицах Афин нельзя по одежде отличить свободного человека от раба.
Более прочными были экономические позиции крестьянства, но в городах V в. пауперизм стал массовым явлением. Между демосом и рабовладельческой аристократией разгоралась острая классовая борьба, которая расшатывала устои греческого полиса как рабовладельческой общины.
Таким образом, положение демоса в V в. до н. э. оказалось крайне противоречивым. Он цеплялся за мелкое производство, но последнее исчезало, и демос терял почву под ногами. Он страдал от рабства, но вместе с тем служил его гарантом и ему перепадали крохи с господского стола. Поэтому делались попытки переложить вообще тяготы труда и жизни на рабов, использовать экономические резервы рабовладельческого способа производства. Возникали уравнительные тенденции; лозунг «хлеба и зрелищ» оказывался в порядке дня. Появлялись даже проекты уничтожения монополии знати на эксплуатацию рабов и превращения последних в общественное достояние, возврата к устаревшим формам государственного рабовладения.
Всё это делало экономические воззрения народных масс греческого полиса V в. очень своеобразными, противоречивыми и несводимыми к какому-либо «общему знаменателю» последующих экономических систем «нового времени». В них ярко отразились экономические и классовые противоречия рабовладельческого строя, господствовавшего в ту пору. Но эти противоречия были специфичными и модернизация, столь обычная в буржуазной историографии, не имеет под собою даже элементарного обоснования.
В классической Греции буржуазный немецкий историк Р. Пельман находил «полное развитие капитализма». Он указывал на то, что уже с IV в. до н. э. «проституция налагает свой отпечаток на целое литературное направление», порождая порнографию. Отсюда и делался вывод о том, что в истории Греции можно констатировать экономические и психические явления, «типичные для капиталистического общества». Характеризуя экономическую политику полиса, Пельман указывал, что недостаток местных продуктов оправдывал в глазах горожан вмешательство государства в экономическую жизнь (для надзора за производством, торговлей) и община ежедневно чувствовала свою силу в разрешении экономических проблем. Отсюда и вытекало в условиях демократии требование об использовании государства в интересах всех. В этом он усматривал основу для «античного социализма» и относил его возникновение к VII в. до н. э., когда якобы уже сложившийся греческий капитализм породил социализм с «психологической необходимостью».
Свою фразеологию об «античном социализме» Пельман уснащал злобными выпадами против подлинного социализма нашего времени. Он доказывал, что последний не сможет устранить экономических затруднений, связанных с перенаселением, хотя уже «эллинский социализм» был свободен от подобных иллюзий. Сей учёный муж собирался побить пролетарский социализм указанием на то, что «в человеке заложено несчётное количество страстей», с которыми не сможет справиться социалистическая организация воспитания. Он доказывал, что в инстинктивных потребностях народа меньше всего коренится идея братства. Братство может быть только призраком, так как сама природа порождает борьбу, «всегда творит победителя и побеждённого». Этот клеветник на социализм заявлял, будто социалисты собираются принести индивида «в жертву целому», т. е. государству.
Заканчивая свои блуждания по греческой истории, Пельман сам разоблачал их цель. Он заявлял, что не нашёл в Греции грандиозных сил, действующих «в духе равенства и братства» (ненавистных иезуиту прусского образца), а во Франции – классической стране социальной революции, где вера в её творческие силы была доведена до абсурда, можно говорить о «печальной безрезультатности классовой борьбы» 1)
.