Экономисты обычно предполагают, что большинство людей добровольно не станет ничем жертвовать, чтобы повлиять на жизнь нерожденных людей или тех, кто живет очень далеко. Но это, вероятно, не относится, например, к вам, к читателю (иначе вы бы давно закрыли эту книгу). Или, если уж на то пошло, к самим экономистам. Очевидно, что многие из нас беспокоятся о целом ряде последствий, которые не влияют на нас напрямую, даже если нам трудно присвоить им денежную ценность.
Все вышесказанное имеет большое значение, потому что это меняет то, как мы должны думать о политических вмешательствах. Если каждый человек имеет четко определенные предпочтения и действует в соответствии с ними (например, он совершенно не заботится о вреде для других людей), то идеальная экологическая политика должна заключаться в установлении цены за ущерб окружающей среде, а в остальном предоставить рынку делать свою работу. Данная идея лежит в основе углеродного налога, с необходимостью которого в настоящее время согласилось большинство экономистов, включая нас. В этом состоял ключевой элемент работы Уильяма Нордхауса, получившего Нобелевскую премию в 2018 году. Если фирмы будут вынуждены платить за загрязнение окружающей среды определенную цену, то они, несомненно, отнесутся к этому серьезно. Возможно, хорошей идеей также являются торгуемые углеродные кредиты, позволяющие фирмам покупать право на загрязнение у других фирм, активно сокращающих загрязнение. Торгуемые углеродные кредиты создают стимулы для незагрязняющих фирм к активным действиям по «незагрязнению», скажем, путем высадки деревьев. А доходы от налогов на загрязнителей могут быть направлены на оплату новых экологически чистых технологий.
Но есть веские основания выйти за рамки одних только углеродных кредитов. Возьмем, например, человека, который считает, что твердо привержен борьбе с изменением климата, но никогда не покупает энергосберегающих светодиодных ламп. Причина может быть в том, что он не знает о светодиодных лампах, или что он забывает купить их, когда идет в магазин, или что он не может решить, насколько больше он готов за них заплатить, потому что ему трудно определить, насколько он действительно заботится о предотвращении изменения климата. Окажется ли такой человек в лучшем или худшем положении, если правительство запретит обычные лампы?
Существует и другой вариант, если запреты – это чересчур экстремально, правительство может мягко подтолкнуть людей к выбору, который лучше для окружающей среды. Например, умные счетчики теперь позволяют взимать более высокие цены за электроэнергию в часы пик, что компенсируется более низкими ценами в остальное время. Это было бы лучше для окружающей среды. Недавнее исследование в Сакраменто, Калифорния, показало, что при наличии выбора такого тарифного плана, самостоятельно на них перешло только 20 % пользователей[443]
. Но когда энергосберегающий тариф стал применяться по умолчанию для (случайно выбранных) пользователей, которые затем имели возможность вернуться к традиционному плану, 90 % из них остались на нем, а те, кто остался, действительно использовали меньше энергии. Что же они на самом деле предпочитали, тот вариант, который они выбирали самостоятельно, или тот, который они не выбирали, но которого были готовы придерживаться? Правительство может решить, что, поскольку нет четкого ответа на этот вопрос, оно вправе сделать то, что лучше для окружающей среды.Еще более открытым остается вопрос о том, в какой степени потребление энергии является вопросом привычки. Определенный способ потребления может стать почти зависимостью, просто потому, что люди к нему привыкли. Новое «зеленое» здание Парижской школы экономики очень плохо отапливается. Когда мы там работали, нам всегда было холодно зимой и весной и мы постоянно жаловались на это. При этом простая мысль оставить в офисе теплый свитер не приходила нам в голову. А ведь это не так уж трудно. Просто за много лет мы привыкли к чрезмерно отапливаемым американским офисам. Как только мы стали носить свитера, то стали чувствовать себя не хуже, чем если бы в здании было теплее. Моральная удовлетворенность тем, что мы внесли свой вклад в спасение планеты, стала достаточной компенсацией.