Идея о том, что либералы и консерваторы были готовы расширить избирательные права просто для того, чтобы их партия осталась у власти, также не вполне убедительна. Напротив, обе партии были твердыми противниками дальнейшего расширения избирательных прав. Между 1859 и 1865 гг. либеральный премьер-министр Пальмерстон, который был против расширения избирательных прав, и лидер консерваторов лорд Дерби тайно сговорились о том, что вопрос об избирательном праве никогда не будет подниматься в парламенте [Lee, 1994, р. 138]. В течение этого периода сам Дизраэли был непримиримым оппонентом политической реформы. Выступая против реформы в 1859 г., он сказал:
...Если вы устанавливаете демократию, вы должны в надлежащий срок пожинать плоды демократии. В свой черед, вы получите великое нетерпение общественных организаций, соединенное со временем с огромным ростом социальных расходов. В свой черед, вы пожнете плоды этого объединенного влияния. Далее вы получите войны, в которые вступят из-за страстей, а не рассудка; вслед за этим вы примете условия мира, позорно искомого и позорно полученного, который уменьшит ваш авторитет и, возможно, поставит под угрозу вашу независимость. С демократией вы в определенный момент обнаружите, что ваша собственность менее ценна и ваша свобода менее полна (цит. по: [Lang, 1999, р. 81-82]).
В целом, наиболее правдоподобная интерпретация межпартийного соперничества в Великобритании в 1860-е и 1870-е годы состоит в том, что хотя обе партии рассматривали расширение избирательных прав как неизбежное в силу возрастающего общественного давления, они ясно видели, что оно может быть структурировано более или менее выгодным для них образом. Это создало сложный «эндшпиль». М. Каулинг [Cowling, 1967, р. 89] утверждает, что Консервативная партия поддержала Дизраэли в 1867 г. потому, что в случае провала акта, «либералы могли затем сделать именно то, что Дерби и Дизраэли пытались предотвратить в 1866 г. — провести Реформу по-своему». Действительно, первым шагом Дизраэли после того, как он стал премьер-министром было предложить менее щедрое расширение избирательных прав, но он осознал, что это не получит поддержки большинства. Тогда он сменил его на более радикальное предложение, которое он мог провести, получив поддержку разнородной группы либералов. Единственным триумфом реформы 1867 г. для Дизраэли было то, что она ограничила перераспределение мест в парламенте от графств к небольшим городам, которое в ином случае было бы еще более существенным. Эта стратегия уменьшила воздействие расширения избирательных прав на Консервативную партию и ее электорат. Ф. Смит [Smith, 1966, р. 97] соглашается и утверждает, что «Дерби и Дизраэли... в 1867 г. не решились доверять народу или верить в консервативную демократию. Они сделали то, что считали должным сделать — удовлетворить возбужденное общество и примирить верхушку трудящихся классов с установившейся политической системой».
Другие случаи демократизаций XIX в. в Европе также мало поддерживают представление о том, что переход к полной демократии был способом увеличить долю голосов для одной из подгрупп элит. Например, в Германии угроза революции представляется главным фактором. Имея восставшие воинские части и крах экономики в 1918-1919 гг. в Германии, бывшие политические элиты пытались предотвратить революцию, организовав транзит, наносящий минимальный ущерб их интересам.
Во Франции имелись более выраженные подгруппы внутри элиты. Орлеанисты и легитимисты формировали отдельные фракции внутри монархического лагеря; республиканцы, хотя и про-демократические, были в основном представителями среднего класса и не поддерживали всеобщее избирательное право для мужчин в 1848 г. Когда монархия потерпела крах в 1848 г., эти группы вынуждены были уступить требованиям революционеров. Это же верно и для времени после 1870 г. Конфликты того времени, в особенности Коммуна, навязали демократию в духе 1848 г. Хотя ни одна группа внутри элиты не была привержена всеобщему избирательному праву для мужчин, они были вынуждены вновь его ввести.