Эксперименты империи. Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Противоречивыми по своему содержанию являются и другие положения сборников обычного права середины XIX в. Остановимся на проблеме рабства. И. Я. Осмоловский пишет о рабстве как об отжившем свой век социальном феномене, констатируя при этом, что рабство встречается только среди тех казахов, которые еще не вошли в состав Российской империи[378], а кочуют в пределах владений Хивинского и Кокандского ханств. Очевидно, что это не совсем так. Джефф Эден аргументированно показал, что после присоединения Казахской степи к Российской империи рабство все еще сохранялось[379]. Следовательно, такое явление, как рабство, нельзя понять, опираясь только на формальный язык чиновничьих донесений. Борьба с рабством всегда была козырем для колониальной политики разных империй, которые рассматривали этот вопрос в тесной связи с необходимостью общих реформ социально-экономических отношений и политической системы. Выходя за пределы колониального дискурса, мы можем обнаружить, что во многих случаях рабство не было таким ужасным и бесчеловечным явлением, как его представляли себе чиновники[380]. Джефф Эден приводит примеры, когда рабы (афганцы, каракалпаки, туркмены и др.) не принимали так называемого русского освобождения и, не желая возвращаться на родину, хотели остаться со своими семьями среди казахов, придерживаясь обычаев и традиций местной культуры. С другой стороны, важно отметить, что российские чиновники недооценивали масштабы рабства, потому что большая часть казахов покупала своих рабов за пределами базаров — в Степи[381]. Констатируя тот факт, что рабство как социальное явление не встречается среди казахов, Осмоловский тем не менее допускает в других разделах сборника разные смысловые аллюзии на эту тему, делая проблематичным целостное восприятие текста. Особенно ярко это проявляется, когда он пишет о положении женщины. Осуществляя семантические манипуляции, составитель сборника казахское слово жесир (жесір — «вдова») производит от арабского ясир («невольник, пленник, раб»). Это позволяло ему уравнивать статус замужней женщины, которая может стать вдовой, с положением рабыни. Ни у Л. д’Андре, ни у Н. И. Гродекова нет подобного сравнения. Таким образом, понятие, извлеченное из широкого контекста[382], который не объясняется Осмоловским, затрудняет для читателя процесс его объективной идентификации применительно к казахскому обычному праву.