Эксперименты империи. Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Производство знаний в колониальном контексте — это сложный и неоднозначный процесс. С одной стороны, наблюдаются интересы администрации, которая с помощью систематизации, категоризации и классификации пытается найти «достоверный» язык описания действительности. С другой стороны — интересы представителей местного общества, рассматривающих действительность через призму другого мировоззрения и понятий. Однако эта дихотомия во второй половине XIX в. становится менее принципиальной. Многие казахи получают образование в русских учебных заведениях, делают карьеру в управленческих структурах империи. Они становятся колониальными посредниками. Сам по себе феномен колониального посредничества превращает местное знание в своеобразный гибрид или продукт многих взаимодействий и обменов. Таким же гибридом была и та часть обычного права, которая фиксировалась по заказу империи при участии самих казахов, с той лишь особенностью, что в первой половине XIX в. деятельность местной элиты ограничивалась в основном ролью информаторов, а во второй половине этого столетия казахи участвовали в совместном производстве знаний. При этом они активно трансформировали содержание правовых знаний, адаптируя некоторые из них к конкретному имперскому контексту или игнорируя информацию, которая могла навредить интересам их общества. Одновременно с этим мы должны понимать, что усилия Российской империи в сфере кодификации казахского обычного права не всегда разделялись представителями «туземных» элит, например теми из них, кто плохо освоил систему колониальных знаний (русский язык, русское образование, имперские законы и др.). Возможно, ответ на вопрос, почему ни один из сборников, составленных русскими чиновниками, не стал частью практического правового регулирования в Казахской степи, дает отсутствие диалога или пассивное сопротивление кодификационным проектам. Противоречивость таких сборников, представлявших адат в виде «остаточного знания» (вследствие редактирования информации имперскими чиновниками с учетом текущих идеологических и управленческих задач) и противопоставлявших адат и шариат, вызывала недоумение у биев, аксакалов и других участников судопроизводства. Понимая эти особенности, российская администрация тем не менее не смогла проделать значимой работы над ошибками, и в сборниках второй половины XIX — начала XX в. мы находим множество неточностей и перегибов, которые делали эти тексты скорее этнографическими пособиями, чем реальными судебниками.

Почему Российская империя так и не смогла реализовать ни один из проектов по кодификации обычного права не только в Казахской степи, но и в Восточной Сибири, на Северном Кавказе? И это притом, что история знает удачные примеры кодификации. Один из них — это Французская Кабилия. Однако случай Кабилии, о котором мы рассказывали во второй главе, в отличие от Казахской степи, показал, что подготовка большого числа региональных сборников адата — более правильный шаг, чем попытки осуществить некую стандартизацию норм путем сведения их в единый кодекс. Тем не менее Российская империя не имела возможностей, особенно в первой половине XIX в., чтобы рассмотреть проблему кодификации на основе подготовки значительного числа региональных адатов. Это было связано не только с отсутствием нужного количества переводчиков, знающих казахский язык, но и со слабой интегрированностью Казахской степи в административно-политические и правовые структуры Российской империи. С другой стороны, отношение к кодификации было скорее стратегическим, чем глубоко продуманным и осмысленным. Поэтому она носила форсированный характер, связанный с реакцией на крупные реформы как в Российской империи в целом, так и в Казахской степи в частности. Многие чиновники, испытывая административное давление, продемонстрировали бюрократический подход к подготовке сборников — не стремились к аналитическому осмыслению особенностей местного права (адат, шариат), а решали тактические задачи, считая, что качество их работы будет напрямую связано с количеством предоставленного материала. Анализ содержания таких сборников убеждал читателей в их противоречивости. Подобные просчеты требовали новых усилий для осуществления кодификации. Очередная такая попытка, предпринятая И. Я. Осмоловским, который, в отличие от своих предшественников, смог разобраться в особенностях адата и шариата, снова была обречена на неудачу. На этот раз в дело вмешались другие факторы — рост исламофобии имперских чиновников и опасения, что сборники, отражающие идею тесного переплетения адата и шариата, могут навредить колониальной политике в Казахской степи.