Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Фуше шепотом отдал ему какие-то распоряжения. Комендант поклонился в знак повиновения.

— Прощайте, господин Фуше, — сказал Сент-Эрмин, — и тысячу раз спасибо.

— До свидания, — ответил Фуше.

— До свидания? — воскликнул Сент-Эрмин. — Что вы хотите этим сказать?

— Ах, Бог ты мой! Как знать?

Тем временем Сен-Режан и Лимоэлан добрались до Парижа и в первый же день принялись за дело.

Лиможец, как окрестил его Фуше, возвратился в Париж и подтвердил Фуше, что Сен-Режан и Лимоэлан отправились из Лондона в Париж.

Это были своего рода поджигатели, которых Кадудаль послал вперед, чтобы осветить себе дорогу, но сам он пока не намеревался ехать в Париж, по крайней мере до тех пор, пока Сен-Режан и Лимоэлан не добьются успеха.

Каким образом они должны были напасть на первого консула, не знал никто; мы имеем в виду никто из тех, для кого их пребывание в Париже не было тайной, и, вполне вероятно, они еще сами этого не знали.

Первый консул ни от кого не прятался: вечером он пешком прогуливался вместе с Дюроком, днем нередко ездил один в карете, три или четыре раза в неделю, сопровождаемый немногочисленным эскортом, отправлялся в Мальмезон и бывал в Комеди-Франсез или в Опере.

Бонапарт никоим образом не был начитанным человеком: о целостном произведении он судил по его частностям; он любил Корнеля, но не за его стихи, а за мысли, которые были в них вложены. Когда он вдруг цитировал какие-нибудь французские стихи, ему редко удавалось передать их ритм, и, тем не менее, он любил литературу.

Что же касается музыки, то она была для него отдохновением. Как и для всякого итальянца, она служила для него чувственным удовольствием. Пел он настолько фальшиво, что не мог воспроизвести и двух тактов, и, тем не менее, высоко ценил всех великих композиторов: Глюка, Бетховена, Моцарта и Спонтини.

Самым модным музыкальным произведением тогда была оратория Гайдна «Сотворение мира», сочиненная года за три перед тем.

Настоящей легендой можно считать историю жизни венгерского маэстро, сына каретного мастера, который по воскресеньям подрабатывал как уличный музыкант и ходил от деревни к деревне, играя на арфе, в то время как его жена пела, а малыш Йозеф, лет пяти или шести, водил палочкой по деревяшке, изображая нечто вроде музыкального сопровождения. Школьный учитель из Хайнбурга заметил необыкновенные музыкальные способности ребенка, взял его к себе, научил его первоосновам композиции и устроил певчим в капеллу кафедрального собора святого Стефана в Вене. На протяжении восьми лет толпы народа ходили туда слушать его великолепный голос, тенор-альтино, однако в переходном возрасте он его потерял. Оказавшись без всяких средств к существованию, поскольку прежде его кормил собственный голос, молодой человек уже намеревался вернуться в родную деревню, как вдруг его принял в свой дом бедный цирюльник, любитель музыки, который был рад приютить у себя бывшего певчего, чьим прекрасным голосом он семь или восемь лет наслаждался, слушая его в соборе. И Гайдн, уверенный в том, что голодная смерть ему уже не грозит, работал по шестнадцать часов в день и дебютировал оперой «Хромой бес», поставленной в театре у Каринтийских ворот.

Начиная с этого момента он был вне опасности.

Князь Эстерхази взял его к себе на службу и держал при себе тридцать лет.

Правда, Гайдн был уже знаменит, когда князь взял его под свое покровительство; порой князья приходят на помощь великим артистам, но, как правило, приходят слишком поздно.

Что стало бы с бедняками, не будь на свете бедняков?

Почести сыпались теперь на Гайдна, из благодарности женившегося на дочери цирюльника, которая, к слову сказать, тоже из благодарности, вознаградила его тем же счастьем, каким Ксантиппа одаривала Сократа.

Французская опера в свой черед поставила ораторию Гайдна, и первый консул заранее предупредил, что будет присутствовать на ее первом представлении.

В три часа дня Бонапарт, работавший в кабинете вместе с Бурьенном, повернулся в его сторону и сказал:

— Кстати, Бурьенн, сегодня вечером вы ужинаете без меня. Я еду в Оперу и не могу взять вас с собой. Со мной поедут Ланн, Бертье и Лористон; тем не менее вы можете отправиться туда самостоятельно; короче, этот вечер в вашем полном распоряжении.

Однако в тот момент, когда пришло время отправляться, Бонапарт был еще так завален работой, что засомневался, стоит ли ему ехать.

Сомнения эти длились с восьми до восьми с четвертью.

В течение этих пятнадцати минут вокруг Тюильри разворачивались следующие события.

По улице Сен-Никез, ныне не существующей узкой улице, где должен был проехать первый консул, два человека вели лошадь, которая тащила телегу, нагруженную бочкой с порохом; дойдя до середины улицы, один из них дал монету в двадцать четыре су какой-то молоденькой девушке и попросил ее посторожить лошадь. Затем один из двоих побежал на угол, откуда был виден Тюильри, и встал там, чтобы подать знак другому, готовому поджечь огнепроводной шнур адской машины.