Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Да, одна ляжка и голова. На голове, прямо посередине лба, есть белая звездочка. Помимо того, у меня есть несколько клочков шкуры; этого достаточно, чтобы составить описание.

— А от телеги?

— С этим придется подождать; я велел откладывать в сторону все железные части, которые будут обнаружены. Завтра утром я их осмотрю.

— Лиможец, друг мой, я поручаю вам это дело.

— Хорошо, но только мне одному, никому больше.

— Я не могу ручаться за агентов первого консула.

— Неважно, лишь бы ваши не мешали мне.

— Мои будут держаться тихо, как если бы ничего не случилось.

— Тогда все будет хорошо.

— Вы ручаетесь?

— Если я взялся за один конец дела, то обязательно дойду до другого.

— Прекрасно, вот и дойдите; в тот день, когда мы там окажемся, вы получите тысячу экю.

И Фуше отправился домой, уверившись еще более, что якобинцы к покушению непричастны.

На другой день были арестованы двести человек, известные своими революционными убеждениями, и Бонапарт, поразмыслив какое-то время, остановился на решении депортировать их в силу консульского указа, который следовало передать на утверждение в сенат.

Накануне того дня, когда решение должно было быть принято, обвиняемых поочередно провели перед четырьмя мужчинами, по виду мастеровыми или ремесленниками.

Один из них был перекупщиком лошадей, другой — торговцем зерном, третий — наймодателем телег, четвертый — бочаром.

Никто из них не узнал среди обвиняемых тех двоих, с которыми они имели дело, ведь собранные к тому времени сведения указывали на то, что в покушении участвовали два, самое большее три, человека, причем один из этих трех исполнял чисто вспомогательную роль. Вот каким образом был составлен этот своеобразный суд присяжных.

Лиможец, проявив потрясающую сообразительность, по остаткам лошади составил ее описание.

И потому, уже на другой день после покушения, во всех газетах и на афишах, развешанных на уличных перекрестках, можно было прочитать следующее объявление:

«Префект полиции извещает своих сограждан, что в небольшую телегу, на которой стояла обитая железными обручами бочка с порохом, взорванная вчера вечером в восемь часов с четвертью на улице Сен-Никез, напротив Мальтийской улицы, в тот момент, когда по ней проезжал первый консул, была запряжена тягловая кобыла со следующими приметами: масть гнедая, грива потертая, хвост метелкой, на конце морды рыжая рубашка, бока и ляжки в подпалинах, с отметинами на голове, за ушами и на спине с обоих боков белые пятна, с правого бока под гривой рыже-чалая с проседью; отслужившая свой срок, ростом метр и пятьдесят сантиметров (около четырех футов и шести дюймов), упитанная и в хорошем состоянии, без всяких знаков на ляжках или на шее, которые могли бы указать на ее принадлежность к какому-нибудь конному заводу.

Тех, кто знает хозяина этой кобылы или видел ее запряженной в указанную телегу, просим сообщить все возможные сведения префекту полиции, либо устно, либо письменно. Префект обещает вознаграждение тому, кто укажет хозяина данной кобылы. Всех, кому есть что сообщить, призывают явиться в префектуру полиции для опознания лошади как можно скорее по причине разложения ее останков».

На этот призыв тотчас же откликнулись все парижские торговцы лошадьми.

И в первый же день кобыла была опознана барышником, продавшим ее.

Он попросил о встрече с префектом.

Его направили к Лиможцу.

Лиможцу барышник назвал фамилию торговца зерном, которому он ее продал.

Лиможец удержал при себе барышника и послал за торговцем зерном.

Торговец зерном опознал останки кобылы и заявил, что продал ее двум мужчинам, которые выдавали себя за коробейников.

Он прекрасно помнил обоих, поскольку вел с ними торг два или три раза, и дал исключительно точное описание обоих.