Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Каждый порыв ветра из Англии, — добавил он, — доносит до меня застарелую ненависть и какое-нибудь новое оскорбление. Как видите, милорд, мы оказались в положении, из которого непременно нужно найти выход; итак, желаете вы исполнять условия Амьенского договора или нет? Я, со своей стороны, исполнил их самым тщательным образом. Этот договор обязывал меня эвакуировать Неаполь, Таранто и Папскую область в течение трех месяцев, и в течение двух месяцев французские войска покинули все эти края. Но прошло уже десять месяцев после обмена ратификациями, а английские войска все еще находятся на Мальте и в Александрии. Вы хотите мира? Или вы хотите войны? Бог ты мой, да если вы хотите войны, вам стоит лишь сказать это! Если вы хотите ее, мы будем вести ее с упорством и вплоть до полного истребления одного из двух народов. Вы хотите мира? Тогда надо эвакуировать Александрию и Мальту, ибо если эта скала под названием Мальта, на которой возвели столько укреплений, имеет для вас большое значение с военно-морской точки зрения, то она куда больше значение имеет для меня, так как этот вопрос в высшей степени затрагивает честь Франции. Что скажет мир, если мы позволим нарушить договор, официально заключенный с нами? Мир усомнится в нашей силе. Что касается меня, то мое решение принято, и я предпочту видеть вас скорее хозяевами холмов Монмартра и Шомона, чем Мальты.[8]

Лорд Уитворт, никоим образом не ожидавший от первого консула такой выходки, сидел молча и неподвижно; не имея от своего правительства никаких инструкций в отношении подобных обвинений, он в ответ на разглагольствование первого консула смог произнести лишь несколько слов:

— Как, по-вашему, можно за несколько месяцев погасить ненависть между двумя народами, которую на протяжении двухсот пятнадцати или двухсот восемнадцати лет подпитывала война? И вы знаете бессилие английских законов против газетчиков, эти законы не дают нам никакой возможности обуздать писак, каждодневно поливающих грязью собственное правительство. Что касается денежных пособий, предоставленных шуанам, то это вознаграждение за прошлые услуги, а не плата за будущие. Ну а что касается приема, который оказывают принцам-эмигрантам, то это проявление благородного обычая гостеприимства, присущего британской нации.

— Но все это, — прервал его Бонапарт, — не может оправдать ни терпимости, проявляемой к французским памфлетистам, ни денежных пособий, назначенных убийцам, ни почестей времен прежней монархии, оказываемых принцам из дома Бурбонов.

Тут Бонапарт расхохотался и добавил:

— Вы чересчур многоопытный человек, лорд Уитворт, чтобы я пытался доказывать вам слабость ваших доводов. Вернемся к Мальте.

— Могу вас заверить, — ответил посол, — что в настоящее время наши солдаты должны оставить Александрию, а что касается Мальты, то она уже давно была бы эвакуирована, если бы не те изменения, какие ваша политика произвела в Европе.

— О каких изменениях вы изволите говорить?! — воскликнул Бонапарт.

— Разве не назначили вы себя президентом Итальянской республики?

— У вас плохая память на даты, милорд, — снова рассмеялся Бонапарт. — Неужели вы забыли, что эта должность была предоставлена мне до еще заключения Амьенского договора?

— Ну а королевство Этрурии, — продолжал посол, — которое вы создали, никоим образом не посоветовавшись об этом с Англией?

— Вы заблуждаетесь, милорд: с Англией советовались, хотя это было излишней формальностью, причем советовались настолько детально, что она дала основание надеяться на скорое признание этого королевства.

— Англия, — не сдавался лорд Уитворт, — просила вашего согласия на возвращение короля Сардинии в его государство.

— Я уже отвечал Австрии, России и вам, что не только не восстановлю его на троне, но и не предоставлю ему никакого возмещения. Вы всегда знали, и для вас это не новость, что я давно замыслил присоединить Пьемонт к Франции; это присоединение необходимо для довершения моей власти над Италией, власти, которая ничем не ограничена и которую я хочу в таком виде и оставить. А теперь глядите: вот между нами карта Европы; посмотрите, поищите и ответьте: есть ли где-нибудь хоть один полк моей армии, пусть даже самый малочисленный, который не должен был бы там находиться? Есть ли где-нибудь государство, которому я угрожаю или которое хотел бы завоевать? Нет ни одного, и вы это знаете, нет и не будет, по крайней мере до тех пор, пока соблюдаются мирные соглашения.

— Если вы будете до конца откровенным, гражданин первый консул, то признаете, что всегда думаете о Египте.