Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Сигналом к началу военных действий должна была послужить мгновенная оккупация Португалии и залива Таранто.

Враждебные намерения Англии были настолько очевидны, что не было ни одного человека, даже среди самых ярых врагов первого консула, который осудил бы Бонапарта за разрыв мирного договора. Это был мощный толчок, приданный Франции, которая сознавала отсталость нашего флота, но одновременно пребывала в убеждении, что если бы у страны хватило времени и денежных средств для строительства необходимого количества плоскодонных судов, то в конечном счете с англичанами можно было бы сражаться на море так же, как на суше, и разбить их.

Как только стала известна цена плоскодонных судов, нашлись те, кто предоставил первому консулу деньги. Первым отозвался департамент Луаре, взявший на себя обязательство собрать триста тысяч франков. Располагая такой суммой, можно было построить и вооружить 30-пушечный фрегат. Затем нашлись те, кто последовал этому примеру. Такие небольшие города, как Кутанс, Берне, Лувье, Валонь, Фуа, Верден и Муассак, предложили построить за свой счет плоскодонные суда стоимостью от восьми до двадцати тысяч франков.

Париж, на гербе которого изображен корабль, принял решение построить 120-пушечный линейный корабль, Лион — 100-пушечный, Бордо — 80-пушечный, Марсель — 74-пушечный. Департамент Жиронда собрал по подписке один миллион шестьсот тысяч франков. И, наконец, Итальянская республика предоставила первому консулу четыре миллиона франков на строительство двух фрегатов, один из которых должен был получить название «Президент», а другой — «Итальянская республика».

Между тем, пока Бонапарт был целиком поглощен этими приготовлениями, забыв о внутренних делах и думая лишь о внешних, Савари получил письмо от одного из бывших вандейских вожаков, которому он в свое время оказал несколько услуг и который, с оружием в руках повоевав некогда против Революции, мечтал теперь лишь о том, чтобы спокойно жить в своем имении. Он извещал Савари, что к нему пришел отряд вооруженных людей, имевших целью потолковать с ним о безумствах, от которых он искренне отказался после 18 брюмера. По его словам, чтобы сохранить верность слову, которое было дано им тогда властям, а также чтобы оградить себя от нежелательных последствий этого визита, он поспешил сообщить о нем Савари, пообещав приехать в Париж, дабы рассказать все подробнее, как только закончится сбор винограда.

Савари знал, насколько первый консул любил быть в курсе всего происходящего. Обладая необычайно тонким и необычайно проницательный умом, он был способен увидеть в мельчайших фактах самые скрытые намерения.

Письмо это заставило его задуматься, но не прошло и четверти часа, как он сказал Савари:

— Поезжайте и проведите несколько дней у вашего вандейского вожака; за это время вы изучите обстановку в Вандее и попытаетесь понять, какие события там готовятся.

Савари выехал в тот же день, сохраняя инкогнито.

Прибыв к своему вандейскому другу, он счел обстановку настолько серьезной, что, переодевшись в крестьянина и заставив хозяина дома сделать то же самое, отправился вместе с ним на поиски банды, о которой тот говорил в своем письме.

На третий день они догнали нескольких человек, которые накануне откололись от этой банды. От них они узнали все нужные подробности.

Савари вернулся в Париж, пребывая в уверенности, что достаточно одной искры, чтобы в Вандее и Морбиане вспыхнул пожар.

Бонапарт слушал его с огромным удивлением. Он полагал, что там давно все кончено; разумеется, он знал, что Жорж Кадудаль объявил ему новую войну, но считал, что тот находится в Лондоне, ибо агенты Ренье заверяли, что не спускают с него глаз, и особенно не беспокоился.

В то время в парижских тюрьмах содержалось много заключенных. Их обвиняли в шпионаже и политических кознях, однако не намеревались судить, поскольку Бонапарт сам заявил, что наступит время, когда можно будет уже не придавать значения всем интригам такого рода и одним махом отпустить на волю всех этих несчастных.

На сей раз, не посоветовавшись с Фуше, первый консул попросил Савари принести ему список всех арестованных с указанием даты их ареста и сведениями об их прошлом.

В этом списке значились некие Пико и Лебуржуа; они были арестованы за год перед тем, примерно в то время, когда произошел взрыв адской машины, в городке Понт-Одме в Нормандии, по прибытии из Англии. В протоколе их задержания была пометка: «Приехали с целью покушения на жизнь первого консула».

Неизвестно, по какой роковой случайности взгляд Бонапарта упал на их имена, а не на имена других заключенных. Так или иначе, указав на них и трех других узников, первый консул приказал провести следствие и предать их суду.