Пико и Лебуржуа, несмотря на улики, выставлявшиеся против них, держались с поразительным хладнокровием. Однако их пособничество Сен-Режану и Карбону было настолько очевидно, что им вынесли смертный приговор. Ни в чем не признавшись, они были расстреляны. Казалось даже, что своим поведением они желали бросить вызов властям и заявить, что правительству недолго осталось ждать войны и Бонапарту в ней суждено погибнуть.
Из трех других обвиняемых двое были оправданы, а один приговорен к смертной казни. Приговоренного к смерти звали Керель, он был родом из Нижней Бретани и служил в Вандее под начальством Жоржа Кадудаля.
Он был арестован по доносу заимодавца, которому имел несчастье выплатить лишь часть долга; когда Керель не смог вернуть ему долг целиком, заимодавец заявил на своего должника как на заговорщика, и того арестовали.
Суд над Керелем отделяли от суда над Пико и Лебуржуа несколько часов, так что казнить их могли в разное время. Двое приговоренных, покидая своего товарища, сказали ему перед смертью:
— Следуй нашему примеру: у нас набожные сердца и честные души, и сражаемся мы за престол и алтарь; мы идем на смерть за дело, которое откроет нам врата Неба; если тебя приговорят, умри, как мы, ни в чем не признавшись; Бог поместит тебя подле других мучеников, и ты познаешь все небесные блаженства!
Керель, как и предвидели его товарищи, действительно был приговорен к смерти. В девять часов вечера секретарь суда отослал приговор начальнику штаба, чтобы тот привел его в исполнение на другой день, причем, как обычно, ранним утром.
Начальник штаба был на балу; вернувшись в три часа утра, он вскрыл депешу, спрятал ее под подушку и уснул.
Если бы приказ был отдан своевременно, если бы Керель пошел на казнь вместе со своими товарищами, то, несомненно, поддерживаемый их мужеством и собственным самолюбием, он умер бы вместе с ними и, как и они, унес бы в могилу свою тайну. Но эта задержка казни, этот день, в ожидании смерти проведенный в одиночестве, и томительное приближение рокового часа ввергли его в ужас. Около семи часов вечера он забился в таких неистовых судорогах, что появилась мысль, не заполучил ли он яд от своих тюремщиков. Позвали тюремного врача. Он стал выведывать у осужденного, что явилось причиной его нервного припадка, уговаривал его признаться, что дело было в яде, и поинтересовался, что это был за яд.
Но Керель обхватил врача за шею, прижался губами к его уху и прошептал:
— Я не отравился. Я боюсь!
Врач ухватился за представившуюся возможность заставить несчастного заговорить.
— Вы знаете тайну, которой полиция придает чрезвычайно большое значение, — сказал он ему. — Поставьте свои условия, и кто знает, не добьетесь ли вы помилования?
— Нет, ни за что! — воскликнул осужденный. — Слишком поздно!
Но в конце концов, уступив настояниям врача, Керель взял перо и бумагу и написал военному губернатору Парижа, что намерен дать показания.
Военным губернатором Парижа в это время был уже не Жюно, а Мюрат. Жюно, по мнению Бонапарта, был слишком мягкосердечен, и потому он назначил на его место Мюрата.
Около одиннадцати часов вечера первый консул, озабоченный и встревоженный, беседовал в своем кабинете с Реалем. Неожиданно дверь отворилась, Савари доложил о приходе военного губернатора, и Мюрат вошел в кабинет.
— Ах, это вы, Мюрат, — произнес Бонапарт, сделав несколько шагов навстречу своему зятю. — Должно быть, у вас какие-то новости, раз вы явились в подобный час.
— Да, генерал, я только что получил письмо от одного приговоренного к смерти бедняги, которого должны казнить завтра утром. Он хочет дать показания.
— Что ж, — невозмутимо ответил Бонапарт, — перешлите его письмо секретарю трибунала, который его судил, и пусть он решит, что с этим делать.
— Я так было и хотел поступить, — ответил Мюрат, — но в этом письме чувствуется такая искренность и убежденность, что оно меня сильно заинтересовало. Вот, прочтите его сами.
Бонапарт прочитал письмо, которое Мюрат подал ему в развернутом виде, и промолвил:
— Бедняга! Он хочет выпросить еще час жизни, только и всего. Делайте, как я вам сказал…
И он вернул Мюрату письмо.
— Но, генерал, — настаивал Мюрат, — вы, должно быть, не заметили: этот человек утверждает, что он намерен дать показания огромной важности.
— Разумеется, заметил; я все внимательно прочитал; но я привык к подобному стилю и потому повторяю вам: не стоит утруждать себя из-за того, он намерен рассказать.
— Кто знает? — не уступал Мюрат. — Позвольте нам с господином Реал ем разобраться с этим делом.
— Раз вы так упорствуете, — произнес Бонапарт, — я больше не возражаю. Реаль, допросите его в соответствии с вашими полномочиями. Мюрат, сопроводите верховного судью, если вам это угодно, но никаких отсрочек, слышите, никаких отсрочек!
Реаль и Мюрат удалились, а Бонапарт отправился в свою спальню.
XXXII
АГЕНТУРА ГРАЖДАНИНА РЕНЬЕ И АГЕНТУРА
ГРАЖДАНИНА ФУШЕ
Было уже заполночь, когда Реаль и Мюрат покинули кабинет первого консула.