Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Расстрелять Кереля должны были в семь часов утра. Мюрату, чтобы отправиться к первому консулу, пришлось покинуть большой званый ужин, который он, как на грех, давал в тот вечер и на который ему непременно нужно было вернуться. Поэтому заботу посетить узника он предоставил Реалю; известив первого консула, свою задачу он выполнил, и первый консул передал дело кому следует, то есть верховному судье.

Реаль рассудил, что к узнику следует отправиться за два часа до казни; если его показания окажутся стоящими, останется время отсрочить исполнение приговора, если же никакой ценности в них не будет, казнь пройдет своим ходом.

Кроме того, будучи человеком, привыкшим манипулировать человеческими чувствами, Реаль рассудил, что зрелище караульной команды, при первых лучах света построившейся у стен тюрьмы, нанесет последний удар мужеству узника и сделает его признания более откровенными.

Поскольку нам представилась возможность увидеть, в каком состоянии пребывал несчастный заговорщик, когда он попросил тюремного врача известить Мюрата, что намерен сделать важные признания, мы можем понять, до чего он дошел, не получив никакого ответа и ничего не слыша о военном губернаторе Парижа.

Полностью потеряв присутствие духа, бедняга превратился в безучастное и бессильное существо и с послушностью ребенка, дрожа от страха и изнемогая от него, ждал смерти. Он неотрывно смотрел в окно, выходившее на улицу, страшась увидеть там первые лучи света.

Около пяти часов утра он вздрогнул, услышав шум кареты, остановившейся у ворот тюрьмы. Ни один звук не ускользнул от него: вот открылись и закрылись ворота, вот в коридоре послышались шаги то ли двух, то ли трех человек, вот они остановились у его двери, и в замке заскрипел ключ. Дверь отворилась. В последней надежде он бросил взгляд на вошедшего, рассчитывая увидеть роскошный мундир Мюрата, сверкающий перьями и золотым шитьем среди складок его парадной шинели, но увидел человека в черном, внешность которого, несмотря на его доброжелательное и честное лицо, показалась ему зловещей.

В настенных канделябрах зажгли свечи. Реаль огляделся вокруг, сознавая, что находится не в камере.

И в самом деле, узник был так близок к смерти, что его переместили в тюремную канцелярию.

Реаль увидел койку, на которой, несомненно, несчастный всю ночь пролежал, не раздеваясь, и, наконец, перевел взгляд на Кереля, тянувшего к нему руки.

Реаль подал знак, и его оставили наедине с тем, кого он пришел допросить.

— Я верховный судья Реаль, — сказал он, — вы изъявили намерение дать показания, и я пришел выслушать их.

Тот, к кому Реаль обратился с этими словами, был охвачен такой нервной дрожью, что все его попытки ответить оставались тщетными, зубы его стучали, а лицо кривилось в жутких судорогах.

— Успокойтесь, — произнес государственный советник, который, хотя и был привычен к виду людей, идущих на казнь, никогда еще не встречался с человеком, с таким ужасом ожидающим смерти. — Я пришел с намерением быть по отношению к вам настолько доброжелательным, насколько это позволяют мне мои суровые обязанности. Как, по-вашему, теперь вы можете мне отвечать?

— Попробую, — ответил несчастный, — но только зачем? Разве через два часа для меня не будет все кончено?

— Я не имею полномочий что-либо обещать вам, — ответил Реаль, — тем не менее, если то, что вы хотите сказать мне, действительно имеет столь большое значение, как вы утверждаете…

— Ах, вы дадите этому оценку сами! — воскликнул узник. — Ну же, что вы хотите узнать? Чего вы хотите услышать от меня? Направьте мои мысли, у меня голова идет кругом.

— Успокойтесь и отвечайте. Прежде всего, ваше имя?

— Керель.

— Род ваших занятий?

— Практикующий врач.

— Где вы проживаете?

— В Бивиле.

— Ну а теперь сами расскажите мне то, что хотели рассказать.

— Во имя Господа, перед которым мне предстоит вскоре предстать, я расскажу вам всю правду, однако вы мне не поверите.

— Я все заранее понял, — промолвил Реаль. — Вы невиновны, не так ли?

— Да, клянусь вам.

Реаль пожал плечами.

— Я не виновен в том, в чем меня обвиняют, — продолжил узник, — и могу доказать мою невиновность.

— Почему вы не сделали этого раньше?

— Потому что мне надо было сослаться на алиби, которое, с одной стороны, меня спасало, а с другой — губило.

— Но вы принимали участие в заговоре?

— Да, но не с Пико и Лебуржуа. Клянусь, я не имею никакого отношения к адской машине. В то время я был в Англии с Жоржем Кадудалем.

— А когда вы приехали во Францию?

— Два месяца назад.

— Выходит, вот уже два месяца, как вы расстались с Кадудалем?

— Я с ним не расставался.

— Как это вы с ним не расставались? Вы ведь в Париже, а он в Англии, стало быть, насколько я понимаю, вы с ним расстались!

— Жорж вовсе не в Англии.

— А где же он тогда?

— В Париже.

Реаль подскочил на стуле.

— В Париже?! — воскликнул он. — Но это невозможно!

— Тем не менее он здесь, потому что мы приехали сюда вместе, и я разговаривал с ним прямо накануне моего ареста.