Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Стало быть, Жорж Кадудаль вот уже два месяца в Париже! Стало быть, это признание, при все той важности, какую от него можно было ожидать, оказалось куда важнее, чем это кто-либо мог вообразить!

— А как вы вернулись во Францию? — спросил Реаль.

— Мы высадились у скал Бивиля. Это было в воскресенье, нас доставил к берегу небольшой английский шлюп, и мы едва не утонули, настолько бурным было море.

— Так, так, — промолвил Реаль. — Все это куда важнее, чем я думал, друг мой; я ничего не обещаю, однако… Продолжайте. Сколько вас было?

— Нас было девять в ходе первой высадки.

— А сколько всего было высадок?

— Три.

— Кто встречал вас на берегу?

— Сын человека, занимающегося ремеслом часовщика; он проводил нас на ферму, названия которой я не знаю. Мы пробыли там три дня, а затем, передвигаясь от фермы к ферме, добрались до Парижа; ну а там уже были друзья Жоржа, прибывшие раньше нас.

— Вы знаете их имена? — спросил Реаль.

— Я знаю имена лишь двоих: это его бывший адъютант Соль де Гризоль и некто по имени Шарль д’Озье.

— Вы когда-нибудь видели их прежде?

— Да, в Лондоне, за год перед тем.

— И что происходило дальше?

— Эти два господина посадили Жоржа в кабриолет, тогда как мы отправились дальше пешком и порознь вступили в Париж через различные заставы. За два месяца я видел Жоржа крайне редко, и каждый раз он сам звал меня. И никогда, кстати сказать, мы не встречались с ним два раза подряд в одном и том же месте.

— Где вы виделись с ним в последний раз?

— У виноторговца, лавка которого находится на углу Паромной и Вареннской улиц. Я не прошел оттуда и тридцати шагов, как меня схватили.

— Вы что-нибудь получали от него позднее?

— Да, он передал мне сто франков через Фоконнье, главного надзирателя Тампля.

— Как вы думаете, он по-прежнему в Париже?

— Я в этом уверен. Он ждал прибытия из Англии других своих друзей; но, в любом случае, никаких действий не должно было предприниматься без присутствия в Париже одного из принцев французского королевского дома.

— Одного из принцев французского королевского дома! — воскликнул Реаль. — А вы знаете, кого именно?

— Нет, сударь.

— Ну что ж, хорошо, — произнес Реаль, вставая.

— Сударь, — вскричал узник, схватив Реаля за руку, — я сказал вам все, что знал, рискуя при этом выглядеть в глазах моих друзей предателем, трусом, негодяем!

— Успокойтесь, — сказал ему верховный судья, — вы не умрете; по крайней мере, сегодня. Я попытаюсь настроить первого консула в вашу пользу, но вы должны молчать, никому ни слова из того, что вы мне сейчас сказали, иначе я ничего не смогу сделать для вас. Возьмите эти деньги и попросите купить все, что вам будет необходимо для восстановления сил. Завтра, скорее всего, я снова навещу вас.

— О, сударь! — воскликнул Керель, бросаясь к ногам Реаля. — Вы уверены, что я не умру?

— Я не могу вам этого обещать, но держите язык за зубами и надейтесь.

Между тем приказ первого консула «Никаких отсрочек!» был настолько категоричным, что Реаль решился сказать коменданту тюрьмы Аббатства лишь одно:

— Договоритесь с заместителем начальника гарнизона, чтобы он ничего не предпринимал до десяти часов утра.

Было шесть часов. Реаль знал приказ Бонапарта: «Дайте мне поспать, если приходят хорошие известия, будите, если приходят дурные».

Обдумав известие, с которым он шел к первому консулу, Реаль пришел к выводу, что оно скорее дурное, чем хорошее, и решился разбудить Бонапарта. Он направился прямо в Тюильри и велел разбудить Констана. Констан разбудил мамелюка, который спал у дверей Бонапарта с тех пор, как тот стал спать отдельно от Жозефины.

Рустам разбудил первого консула. Бурьенн уже начал впадать в немилость к своему бывшему школьному товарищу и не пользовался более теми привилегиями, какие были у него прежде. Мамелюку пришлось дважды повторить Бонапарту, что его ждет верховный судья; затем, поверив, наконец, что Рустам не ошибся, первый консул распорядился:

— Зажгите свет, и пусть войдет.

Зажгли свечи в канделябре, стоявшем на каминной полке и бросавшем свет на постель первого консула.

— Ну так что, Реаль, — сказал Бонапарт, когда верховный судья вошел в спальню, — выходит, дело серьезнее, чем мы думали вначале?

— Серьезнее не бывает, генерал.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что я узнал сейчас нечто очень странное.

— Рассказывайте, — произнес Бонапарт, подперев голову рукой и приготовившись слушать.

— Гражданин генерал, — сказал верховный судья, — Жорж Кадудаль теперь в Париже вместе со всей своей бандой.

— Что? — словно ослышавшись, переспросил первый консул.

Реаль повторил.

— Да нет же! — воскликнул Бонапарт, пожимая плечами тем характерным движением, какое было присуще ему в моменты сомнений. — Это невозможно.

— Но это совершенная правда, генерал.

— Так вот на что намекал этот разбойник Фуше, когда вчера вечером написал мне: «Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!» Взгляните, вот его письмо. Я положил его на ночной столик и не придал ему никакого значения.

Он позвонил.

Вошел Констан.

— Позовите Бурьенна, — приказал Бонапарт.

Бурьенна разбудили, он спустился вниз и отдал себя в полное распоряжение первого консула.