Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Разбросанные по саванне березы то, в зависимости от прихоти ветра, сливались с почвой, окутанные бледной дымкой, то, объятые мраком, вырисовывались на меловом фоне, образуя нечто вроде островов плывущих теней в неподвижном море света. Вблизи все дышало тишиной и покоем, если не считать шуршания падавших листьев, резких и неожиданных дуновений ветерка, да звучавших порой прерывистых уханий лесной совы; но вдали, в спокойствии ночи, время от времени слышался торжественный грохот Ниагарского водопада, распространявшийся от саваны к саване и угасавший в дальних лесах.

Величия и необычайной грусти этой картины невозможно выразить ни на одном человеческом языке; самые прекрасные европейские ночи неспособны дать о них никакого представления. Тщетно пытаясь развернуться посреди наших возделанных полей, воображение повсюду натыкается на человеческие обиталища, тогда как в этих пустынных краях душа находит удовольствие в том, чтобы погружаться в океан вечных лесов и теряться в нем; ей нравится блуждать при свете звезд по берегам бескрайних озер, парить над ревущей бездной грозных водопадов, обрушиваться вниз вместе с массами их вод и, так сказать, сливаться в единое целое со всей этой дикой и величественной природой».[11]

Наконец, путешественник достиг Ниагарского водопада, шум которого по утрам терялся в тысяче звуков пробуждающейся природы, но в ночной тишине, по мере приближения к нему, грохотал все слышнее, словно для того, чтобы служить проводником и манить к себе.

И вот, наконец, он добрался до него. Этот величественный водопад, к которому Шатобриан шел так долго, дважды в течение нескольких минут едва не погубил его. Не будем пытаться рассказывать об этом сами; когда говорит Шатобриан, мы предоставляем слово ему:

«По прибытии я направился к водопаду, намотав поводья своей лошади на руку. В тот момент, когда я наклонился, чтобы посмотреть вниз, в соседних кустах зашуршала гремучая змея; лошадь пугается и пятится, вставая на дыбы и приближаясь к пропасти. Я не могу освободить руку от поводьев, и лошадь, пугаясь все сильнее, увлекает меня за собой. Ее передние ноги уже оторвались от земли, и, присев на краю бездны, она удерживается на нем лишь напряжением крестца. Меня ждала верная смерть, как вдруг лошадь, в страхе перед этой новой опасностью, предпринимает еще одно усилие, резко разворачивается и отскакивает на десять шагов от края».[12]

Но это еще не все. Избежав случайной гибели, путешественник сам устремляется навстречу предсказуемой гибели, навстречу очевидной опасности. Но бывают люди, в глубине души чувствующие, что они могут безнаказанно испытывать Бога.

Дадим путешественнику возможность продолжать свой рассказ: