Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Провидение не обмануло ожиданий умирающего и послало ему брата.

Молодые люди одновременно узнали друг друга и протянули друг другу руки. Господин де Шатобриан-старший был богат, он имел при себе тысячу двести франков и шестьсот из них отдал брату.

Старший брат хотел забрать младшего с собой; к счастью, наш поэт был слишком болен, чтобы последовать за ним. Поэт отправился к цирюльнику, который вернул его к жизни; брат же был на обратном пути во Францию, где его ждал эшафот.

После долгого выздоравливания г-н де Шатобриан отправился на Джерси, рассчитывая добраться оттуда до Бретани. Устав от эмиграции, он решил стать вандейцем.

Было зафрахтовано небольшое судно; два десятка пассажиров объединились, чтобы сообща оплатить издержки. На море поднялась буря; пришлось спуститься в твиндек, где было невыносимо тесно. После болезни Шатобриан был еще слаб; другие попадали на него и придавили его. На Гернси, где судно сделало остановку, его привезли без сознания, почти бездыханным.

Его выгрузили на берег и прислонили к стене, лицом к солнцу, чтобы он мог тихо испустить последний вздох. Мимо проходила жена моряка; она позвала мужа. С помощью трех или четырех матросов умирающего перенесли в удобную постель; на другой день его погрузили на шлюп из Остенде.

На Джерси он прибыл в горячке.

Только к весне 1793 года больной ощутил в себе достаточно сил для того, чтобы продолжить путь. Он отправился в Англию, надеясь встать там под какое-нибудь роялистское знамя. Но там его состояние не только не улучшилось, но и ухудшилось: обострилось заболевание легких, и медики, посовещавшись, прописали ему абсолютный покой, заявив при этом, что даже при соблюдении всех предосторожностей больной протянет не более двух или трех лет.

Такое же предсказание ранее было сделано автору «Орлеанской девственницы». Господь, вновь толкнувший медиков на обман, на сей раз в отношении автора «Духа христианства», взамен щедро вознаградил нас.

Вердикт врачей вынудил г-на де Шатобриана оставить оружие; он взялся за перо, написал «Опыт о революциях» и набросал план «Духа христианства». Затем, поскольку обе эти великие книги, столь противоположные по своему духу, не могли спасти их автора от голодной смерти, в свободное время он занимался переводами, оплачиваемыми из расчета один ливр за страницу.

В этой борьбе за существование он провел 1794 и 1795 годы.

Еще один человек в это же самое время тоже боролся с голодом; то был молодой командир батальона, захвативший Тулон. Руководитель Военного комитета, Обри, лишил его командования артиллерией; он приехал в Париж, где ему было предложено командование бригадой в Вандее; он отказался от этого назначения и, оставшись без всякой должности, примерно тогда же, когда Шатобриан занялся переводами, стал составлять заметки о средствах укрепления военной мощи Турции в борьбе против вторжений европейских монархий.

К началу сентября, дойдя до полного отчаяния, этот командир батальона принял решение утопиться в Сене. Он уже шел к реке, как вдруг, при входе на мост, встречает одного из своих друзей.

— Куда идешь? — спрашивает его друг.

— Топиться.

— Почему?

— У меня нет ни одного су.

— А у меня двадцать тысяч франков; поделим их.

И друг отдает десять тысяч франков молодому офицеру, который не бросается в реку, а 4 октября, направляясь в театр Фейдо, узнает, что отряд национальной гвардии секции Лепелетье заставил отступить войска Конвента, находившиеся под командованием генерала Мену, и что теперь ищут какого-нибудь генерала, способного исправить положение.

На другой день, в пять часов утра, генерал Александр Дюма получил от Конвента приказ взять на себя командование вооруженными силами. Но генерал Дюма был не в Париже, и Баррас, назначенный вместо него, исхлопотал разрешение взять себе в помощники бывшего командира батальона Бонапарта.

5 октября — это 13 вандемьера.

Наполеон вышел из безвестности благодаря победе; Шатобриану предстояло выйти из нее благодаря шедевру.

День 13 вандемьера привлек, несомненно, взгляд писателя к генералу, но и появление «Духа христианства», в свой черед, привлекло взгляд генерала к поэту.

Вначале Бонапарт питал предубеждение против г-на Шатобриана. Как-то раз Бурьенн выразил ему удивление, что человек с таким именем и такими заслугами не фигурирует ни в одном из списков кандидатов на различные должности.

— Вы не первый говорите мне об этом, Бурьенн, — произнес в ответ Бонапарт, — но я ответил на этот вопрос так, чтобы больше к нему не возвращаться. У этого человека такие представления о свободе и независимости, которые никак не согласуются с моими взглядами. Я предпочитаю иметь в его лице открытого врага, а не подневольного друга. Впрочем, дальше будет видно. Вначале я испытаю его на какой-нибудь второстепенной должности и, если он справится, буду его продвигать.

Из этих слов становится ясно, что Бонапарт не имел никакого представления о том, чего на самом деле стоит Шатобриан.