Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Охваченный тоской, я спросил ее, узнает ли она меня: на ее отрешенном лице мелькнуло подобие улыбки; она слегка кивнула головой: речь ее уже была вдалеке от этого мира. Судороги длились всего несколько минут. Мы поддерживали ее втроем: я, врач и сиделка; ладонь моя оказалась у нее на сердце, и я чувствовал, как оно учащенно колотится меж хрупких ребер, словно маятник часов, разматывающих порванную цепь.

Внезапно я ощутил, что оно останавливается; мы опустили женщину, обретшую покой, на подушки; голова ее наклонилась. Несколько завитков растрепавшихся волос упали ей на лоб; глаза ее были закрыты; наступила вечная ночь. Врач поднес к губам умершей зеркало и свечу: дыхание жизни не затуманило зеркала и не поколебало пламени свечи. Все было кончено».[24]

«Я буду любить тебя всегда, — гласит греческая эпитафия, — но ты, пребывая в царстве мертвых, не пей ни капли воды из Леты, ибо она заставит тебя забыть прежних друзей».

Какое-то время спустя до Шатобриана дошло известие, что первый консул назначил его посланником в Вале.

Бонапарт понял, что автор «Духа христианства» был из той породы людей, которые хороши лишь на первых ролях, и ни к кому не надо его присоединять.

Шатобриан возвратился в Париж; именно тогда, испытывая к Бонапарту благодарность за это признание его заслуг, он посвятил ему второе издание «Духа христианства».

Это посвящение у нас перед глазами; отыскать его, полагаю, теперь трудно; вот оно:

«Гражданин первый консул!

Вы соблаговолили принять под Ваше покровительство второе издание "Духа христианства". Это очередное свидетельство той благосклонности, какую Вы оказываете высочайшему делу, которое торжествует победу под сенью Вашего правления. Невозможно не распознать в Вашей судьбе руки Провидения, давно избравшего Вас для осуществления его грандиозных замыслов; народы взирают на Вас, а Франция, расширившая свои пределы благодаря Вашим победам, связывает с Вами все свои надежды с тех пор, как Вы обрели в религии опору государства и собственного благополучия.

Продолжайте же оказывать помощь тридцати миллионам христиан, которые молятся за Вас, простершись у подножия алтарей, которые Вы им возвратили.

Остаюсь с глубочайшим почтением к Вам, гражданин первый консул,

Ваш смиреннейший и покорнейший слуга,

ШАТОБРИАН».

Таковы были отношения между первым консулом и автором «Духа христианства», когда Бонапарт, вынужденный провести совещание по поводу герцога Энгиенского, на два часа задержал прощальную аудиенцию, которую он обещал г-ну де Шатобриану, назначенному им посланником в Вале.

XL РЕШЕНИЕ

Прежде чем начать это долгое отступление об авторе «Духа христианства», мы сказали, что Бонапарт приказал оставить его одного. Приказ был исполнен, и это позволило гневу первого консула разгореться до самых верхних пределов. В отличие от других людей, которых одиночество успокаивает, а раздумья умиротворяют, у него разыгрывалось болезненное воображение, в душе его накапливалась буря, а когда эта буря вспыхивала, кого-то непременно поражал удар молнии.

Бонапарт поужинал один, и, когда вечером, в обычное время, г-н Реаль явился с докладом, похожим на тот, что первый консул получил утром, но с другими выводами, он застал его склонившимся над столом, где были разложены большие географические карты.