Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Вначале вы находились на дипломатическом поприще; быть может, вас устроит пост французского посланника в Германии?

— Лишь по какой-то случайности я был послан от имени Месье и короля к нескольким немецким дворам; выполняя эти миссии, я был вашим врагом. Что подумают обо мне государи, видя, как я защищаю интересы, противоположные тем, какие отстаивал прежде? Я потеряю их уважение, да и свое собственное тоже; я не могу принять этого предложения.

— Тогда войдите в администрацию! Хотите возглавить префектуру?

— Я лишь солдат и буду крайне плохим префектом.

— Так чего вы тогда хотите?

— Очень немногого. Я осужден и хочу отбыть наказание.

— Вы честный человек, — удаляясь, сказал Реаль, — если я могу быть вам полезен, располагайте мной.

Затем он приказал привести к нему Кадудаля.

— Жорж, — сказал он ему, — я намерен просить императора о вашем помиловании; несомненно, он согласится, но при одном простом условии: вы пообещаете не устраивать впредь заговоров против правительства.

Но Жорж отрицательно покачал головой.

— Мои друзья и мои товарищи последовали за мной во Францию, — сказал он, — я, в свой черед, последую за ними на эшафот.

Все великодушные люди участливо отнеслись к судьбе Жоржа; вот и Мюрат, добившись помилования для г-на де Ривьера, стал настойчиво добиваться помилования для Жоржа.

— Если вы, ваше величество, помиловали Полиньяка и других, то почему не распространить это милосердие на Жоржа? — спросил он. — Жорж — человек с твердым характером, и, если ваше величество пожелает сохранить ему жизнь, я возьму его к себе адъютантом.

— Ей-богу, — ответил Наполеон, — я и сам об этом подумывал. Но этот чертов малый хочет, чтобы я помиловал и всех его соратников, а это невозможно: среди них есть те, кто совершал убийства на глазах у всех. Впрочем, поступайте, как хотите, и что вы сделаете, то и будет хорошо.

Мюрат и в самом деле пришел в камеру, где находились Жорж и его соратники. Казнь должна была совершиться на другой день, утром. Он застал их всех молящимися; ни один не обернулся, когда он вошел. Он, со своей стороны, подождал, пока молитва не закончилась, а затем, отведя Жоржа в сторону, сказал ему:

— Сударь, я пришел от имени императора предложить вам должность в армии.

— Сударь, — ответил Жорж, — мне уже предлагали это сегодня утром, и я отказался.

— Добавлю к тому, о чем говорил с вами сегодня утром господин Реаль, что помилование распространяется и на тех, кто сопровождал вас, если они пожелают посвятить себя службе императору, безоговорочно отказавшись от своих прежних убеждений.

— В таком случае, поскольку это касается не только меня одного, — сказал Жорж, — я обязан сообщить о ваших условиях моим товарищам, чтобы выслушать их мнение.

И он во всеуслышание повторил предложение, вполголоса сделанное ему Мюратом, а затем молча стал ждать, не пытаясь склонить своих товарищей в пользу этого предложения или против него.

Первым поднялся Бюрбан и, сняв шляпу, воскликнул:

— Да здравствует король!

В ту же минуту десять голосов заглушили его голос тем же самым возгласом.

И тогда, повернувшись к Мюрату, Кадудаль произнес:

— Как видите, сударь, у нас у всех одна мысль и один клич: «Да здравствует король!» Будьте добры передать это тем, кто вас послал.

На другой день, 25 июня 1804 года, повозка с осужденными остановилась у подножия эшафота.

По едва ли не единственному в кровавой истории судебных расправ исключению, Жоржа, хотя он являлся главой заговора, казнили первым; правда, так поступили по его просьбе. Поскольку было предпринято уже несколько попыток добиться для него помилования, Жорж опасался, что, если он переживет своих идущих на смерть товарищей, пусть даже всего лишь до той минуты, когда совершится предпоследняя казнь, они будут умирать с мыслью, будто его оставили последним, дабы он согласился на помилование, не краснея перед своими обезглавленными соратниками.

Неожиданное происшествие продлило кровавое представление, устроенное народу. Луи Дюкор и Лемерсье, соответственно шестой и седьмой в очереди на эшафот, должны были взойти на него перед Костером Сен-Виктором. Однако ему было обещано помилование, которого ждали с минуты на минуту. И потому они решили пожертвовать собой и попросили препроводить их к губернатору Парижа, заявив, что желают сделать признания; в течение полутора часов они морочили ему голову массой несущественных откровений, и полтора часа нож гильотины оставался поднятым. Костер Сен-Виктор, элегантный Костер, спросил, нельзя ли воспользоваться этой задержкой и прислать ему цирюльника. «Вы же видите, — сказал он палачу, — сколько женщин пришло сюда явно ради меня, и почти всех этих женщин я знаю; на протяжении четырех дней я просил прислать мне в тюрьму цирюльника, и все эти четыре дня мне отвечали отказом; на меня, должно быть, теперь противно смотреть».

Однако красавцу-дворянину вновь было отказано в цирюльнике, что, казалось, привело его в отчаяние; наконец Дюкор и Лемерсье вернулись, помилование так и не пришло, и прожорливый эшафот проглотил их всех до единого.