Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

На башенных часах ратуши пробило два часа дня, и с этой минуты началось подлинное всемогущество Наполеона. В 1799 году он поборол политическое сопротивление, уничтожив Директорию; в 1802 году он поборол гражданское сопротивление, упразднив Трибунат; в 1804 году он сломил военное сопротивление, сорвав заговоры эмигрантов, объединившихся с республиканскими генералами. Пишегрю, его единственный соперник, был задушен. Моро, его единственный соревнователь, был отправлен в изгнание. После двенадцати лет борьбы, террора, мятежей и сменявших одна другую партий завершилась Революция; она постепенно воплотилась в нем, она сделалась человеком, и, в самом деле, монета, которую чеканили в 1804 году, носила надпись:

Французская республика, император Наполеон.

Вечером того же самого дня 25 июня 1804 года, явившись с визитом к новоявленному императору, который в благодарность за важные услуги, оказанные ему в последнем деле, только что вновь учредил в его пользу министерство полиции, и оставшись в проеме окна с глазу на глаз с Наполеоном, Фуше счел, что настал подходящий момент, и поинтересовался:

— Итак, сир, что мы будем делать с бедным малым, который вот уже три года ждет в застенках Аббатства решения своей участи?

— С каким бедным малым?

— С графом де Сент-Эрмином.

— А что это еще за граф де Сент-Эрмин?

— Тот, кто намеревался жениться на мадемуазель де Сурди и исчез накануне подписания брачного контракта.

— Этот грабитель дилижансов?

— Да.

— Разве его не расстреляли?

— Нет.

— Но я же дал приказ.

— Вопреки постулату господина Талейрана ваше первое побуждение оказалось жестоким.

— И поэтому вы…

— Я стал ждать второго приказа. По правде сказать, три года тюрьмы за ошибку, которую он совершил, кажутся мне чрезмерно суровым наказанием.

— Что ж, отправьте его в армию рядовым солдатом.

— Вправе ли он выбрать род войск? — спросил Фуше.

— Пусть выбирает, — ответил Бонапарт, — но пусть не надеется стать когда-нибудь офицером.

— Хорошо, сир… Это уже будет его забота выкрутить руки вашему величеству.

XLVIII ПОСЛЕ ТРЕХ ЛЕТ ТЮРЬМЫ

Не прошло и часа после беседы министра полиции с императором, как придверник, дежуривший у кабинета Фуше, доложил ему:

— Заключенный доставлен.

Фуше повернул голову и по другую сторону двери действительно увидел графа де Сент-Эрмина между двух жандармов.

По знаку министра полиции граф вошел.

Со дня своего ареста, когда Фуше подал ему надежду быть расстрелянным без судебного процесса, они больше не виделись с министром.

В течение недели, двух, даже месяца каждый раз, когда в двери его камеры поворачивался ключ, Сент-Эрмин бросался к этой двери, надеясь, что за ним пришли, чтобы повести его на казнь.

Затем узник понял, что, по крайней мере на время, ему придется смириться с тем, что он продолжает жить.

Но его охватил страх, не оставили ли его в живых как свидетеля на готовившемся судебном процессе.

Он провел месяц или два в этом страхе, который в итоге улетучился так же, как прежде улетучилась надежда.

До того время для него остановилось, ибо душу его раздирали, сменяя друг друга, два противоположных чувства.

Он заскучал и попросил книг.

Ему их принесли.

Он попросил карандаши, рисовальную бумагу и математические инструменты.

Ему их принесли.

Он попросил чернил, писчую бумагу и перья.

Ему их принесли.

Затем, когда наступили долгие зимние ночи и уже в четыре часа дня в его камере становилось темно, Эктор попросил лампу, которую, хотя и не без помех, ему тоже принесли. Он получил разрешение прогуливаться в саду по два часа в день, однако не пользовался этим разрешением из страха быть узнанным. Так продолжалось три года.

У избранных натур существует возраст, когда несчастье лишь добавляет к их физической красоте еще и нравственные достоинства.

Эктору только-только исполнилось двадцать пять лет, и он был исключительной натурой. Во время этого долгого заточения лицо его утратило юношеские краски, сияющая свежесть щек сменилась матовой смуглостью; глаза стали больше из-за постоянных попыток вглядываться в темноту; борода выросла и изысканно обрамляла лицо, выражение которого имело три почти неразличимых оттенка, настолько они слились воедино: задумчивость, мечтательность и грусть.

Потребность расходовать свои физические силы, присущую молодым людям, он удовлетворял посредством гимнастических упражнений; он попросил принести ему пушечные ядра разного веса и в итоге научился поднимать их и жонглировать ими, сколько бы они ни весили.

Используя привязанный к потолку канат, он упражнялся в лазании по нему лишь с помощью рук. Короче говоря, все те упражнения современной гимнастики, какими в наши дни довершается воспитание молодого человека, он придумал сам, но не для того, чтобы довершить свое воспитание, а исключительно для того, чтобы развлечься.