Вообразите себе мою радость, когда я получил это желанное увольнение. Я вновь вступил в обладание собственной особой, отданной моим отцом и двумя моими братьями на службу монархии, которая была известна мне лишь по той преданности, какую выказывала ей моя семья, и по тем несчастьям, какие эта преданность навлекла на наш род. Мне двадцать три года, у меня сто тысяч ливров годового дохода, я полюбил, и, если только я любим, дверь рая, которую охранял ангел-истребитель, распахнулась для меня. О, Клер, Клер, вот потому вы и видели меня таким радостным на балу у госпожи де Пермон! Я мог просить вас об этой встрече, я мог сказать вам, что люблю вас.
Клер опустила глаза, ничего не ответив.
Однако это выглядело почти как ответ.
— Все то, что я поведал вам, — продолжал Эктор, — происходило в пределах наших провинций и в Париже неизвестно. Я мог бы утаить от вас правду, но не пожелал этого делать. Я хотел рассказать вам всю мою жизнь, объяснить, какая роковая неизбежность заставила меня пойти, наконец, на это признание, и, если то, что я сделал, было ошибкой или даже преступлением, получить из ваших уст отпущение грехов.
— О дорогой Эктор! — воскликнула Клер, увлекаемая той невысказанной страстью, которая владела ею почти целый год. — О да, я прощаю вас, я отпускаю вам ваши… — И, забыв, что их разговор происходит на глазах у матери, промолвила: — Я люблю вас!
И с этими словами она бросилась ему на шею.
— Клер! — вскричала г-жа де Сурди скорее изумленно, чем разгневанно.
— Матушка! — только и произнесла в ответ Клер, покраснев и едва не лишившись чувств.
— Клер! — сказал Эктор, взяв ее за руку. — Не забывайте, что все рассказанное мною предназначалось лишь вам одной, что это тайна, которая должна остаться между нами, и что, любя только вас, я нуждаюсь лишь в вашем прощении. Не забывайте этого и прежде всего помните, что я начну жить по-настоящему, лишь когда получу ответ вашей матери на сделанное мною предложение. Клер, поскольку вы сказали, что любите меня, я ставлю наше счастье под защиту вашей любви.
И он вышел, никого больше не встретив, свободный и радостный, словно узник, которому только что помилованием сохранили жизнь.
Госпожа де Сурди с нетерпением ждала дочь. Неожиданный порыв Клер, бросившейся в объятия молодого графа де Сент-Эрмина, показался ей по меньшей мере странным.
Она хотела услышать от нее объяснение.
Объяснение было ясным и кратким. Подойдя к матери, девушка встала перед ней на колени и произнесла лишь три слова:
— Я люблю его!
Природа лепит характеры людей, имея в виду времена, которые им предстоит пережить.
И тогдашняя эпоха дала поразительные примеры, подкрепляющие наше утверждение; именно благодаря этой врожденной силе Шарлотта Корде и г-жа Ролан сказали, первая — Марату, вторая — Робеспьеру: «Я ненавижу тебя!», а Клер сказала Эктору: «Я люблю тебя!»
Мать подняла ее, усадила рядом с собой и стала расспрашивать, но услышала в ответ лишь такие слова:
— Милая матушка, Эктор поделился со мной семейной тайной; по его мнению, он должен скрывать ее от всех, кроме той девушки, на которой хочет жениться, и эта девушка — я. Он просит позволения прийти к вам и сделать предложение, которое исполнит наши общие желания; он свободен, у него сто тысяч ливров годового дохода, мы любим друг друга; подумайте, матушка; но, если вы откажете, мы оба будем несчастны!
Произнеся эти слова твердо и вместе с тем почтительно, она встала, поклонилась матери и сделала шаг к выходу.
— А если я скажу «да»? — спросила г-жа де Сурди.
— О матушка! — воскликнула Клер, бросаясь в ее объятия. — Как вы добры, и как я люблю вас!
— Ну а теперь, когда я успокоила твое сердце, — продолжила г-жа де Сурди, — садись тут, и давай порассуждаем здраво.
Госпожа де Сурди опустилась на канапе, а Клер села прямо напротив нее на подушку.
— Слушаю вас, матушка, — с улыбкой сказала Клер.