Читаем Эквус (ЛП) полностью

(Медсестра подходит к скамейке, хлопает Алана по плечу, шепчет ему на ухо просьбу доктора и возвращается на свое место. Алан встает и, замерев на секунду, поднимается на площадку.)

27

(Он в угнетенном состоянии стоит на пороге.)

ДАЙЗЕРТ. Привет.

АЛАН. Привет.

ДАЙЗЕРТ. Получил твое письмо. Большое спасибо. (Пауза.)Особенно за постскриптум.

АЛАН (оправдываясь). Это слово я написал правильно. Мне мама говорила. По латыни оно означает «послесловие».

ДАЙЗЕРТ. Как себя чувствуешь?

АЛАН. Все в порядке.

ДАЙЗЕРТ. Очень жаль, что мы с тобой не виделись днем.

АЛАН. Вы, наверное, были сыты мной по горло.

ДАЙЗЕРТ. Да. (Пауза.)Хочешь снова попробовать?

АЛАН. Что вы имеете в виду?

ДАЙЗЕРТ. Я думал провести еще сеанс.

АЛАН (испуганно). Сейчас?

ДАЙЗЕРТ. Да! Ночь скоротать!.. Это ведь лучше, чем идти спать, разве не так?

(Юноша отступает.)

Послушай, Алан. Все, что я говорю, — хитрость или уловка. Все, что я делаю, — тоже хитрость или уловка. Я просто больше ничего не знаю и не умею. Но мои трюки работают — ты сам уже мог убедиться. Доверься мне.

(Пауза.)

АЛАН. Вы приготовили другую хитрость, да?

ДАЙЗЕРТ. Да.

АЛАН. «Сыворотку правды»?

ДАЙЗЕРТ. Называй, как хочешь.

АЛАН. И какое у нее действие?

ДАЙЗЕРТ. Тебе будет легче все рассказать.

АЛАН. И что, ничего невозможно утаить?

ДАЙЗЕРТ. Вот именно. Ты расскажешь мне самую невероятную правду. И всю до конца.

(Пауза.)

АЛАН (лукаво). Закачаете шприцем, да?

ДАЙЗЕРТ. Нет.

АЛАН. Тогда как?

ДАЙЗЕРТ (указывая на карман). Оно здесь.

АЛАН. Дайте взглянуть.

(Дайзерт торжественно достает из кармана пузырек пилюль.)

ДАЙЗЕРТ. Вот.

АЛАН (подозрительно). Это правда оно?

ДАЙЗЕРТ. Оно… Хочешь попробовать?

АЛАН. Нет.

ДАЙЗЕРТ. А я думаю, хочешь.

АЛАН. Не хочу. Совсем не хочу.

ДАЙЗЕРТ. Потом ты пойдешь спать. И у тебя в эту ночь не будет дурных снов. А возможно и никогда больше не будет…

(Пауза.)

АЛАН. Оно быстро усваивается?

ДАЙЗЕРТ. Мгновенно. Как кофе.

АЛАН (все еще недоверчиво). Не может быть!

ДАЙЗЕРТ. Клянусь тебе… Ну?

АЛАН. Можно сигарету?

ДАЙЗЕРТ. Пилюля первая. Хочешь запить?

АЛАН. Нет.

(Дайзерт вытряхивает на ладонь одну таблетку. Алан секунду колеблется, затем берет и глотает.)

ДАЙЗЕРТ. Проглотил?

(Доктор предлагает ему сигарету и зажигает ее.)

АЛАН (нервно). Что теперь?

ДАЙЗЕРТ. Сидим, ждем, когда она начнет действовать.

АЛАН. Что я почувствую?

ДАЙЗЕРТ. Ничего особенного. Через минуту из того шкафа вылезут полсотни зеленых змиев, хором крича «Аллилуйя».

АЛАН (раздраженно). Я серьезно!

ДАЙЗЕРТ (искренне). Ты ничего не почувствуешь. Не случится ничего, чему ты не позволишь случиться. И не расскажешь ничего, чего не хочешь рассказать. Только расслабься. Ложись на спину и докуривай сигарету.

(Алан пристально смотрит на него. Затем примиряется с ситуацией и ложится.)

ДАЙЗЕРТ. Хороший мальчик.

АЛАН. Готов поспорить, эта комната слышала много забавного.

ДАЙЗЕРТ. Определенно.

АЛАН. Она мне нравится.

ДАЙЗЕРТ. Эта комната?

АЛАН. А вам?

ДАЙЗЕРТ. Ну, тут мало что может понравиться, разве не так?

АЛАН. Как долго я здесь пробуду?

ДАЙЗЕРТ. Трудно сказать. Я отлично понимаю, тебе не терпится поскорей покинуть нас.

АЛАН. Нет.

ДАЙЗЕРТ. Не хочется?

АЛАН. А что, мне есть куда идти?

ДАЙЗЕРТ. Домой.

(Дайзерт подходит к дальнему поручню и садится на него, поставив ноги на скамейку. Пауза.)

По правде говоря, я бы сам с радостью сбежал отсюда, чтобы никогда тут больше не появляться.

АЛАН (удивленно). Почему?

ДАЙЗЕРТ. Я здесь уже слишком долго.

АЛАН. И куда бы вы сбежали?

ДАЙЗЕРТ. Так. Есть одно место.

АЛАН. Секрет?

ДАЙЗЕРТ. Да. Там море — великое море, которое я люблю… В этом море купаются Боги…

АЛАН. Какие Боги?

ДАЙЗЕРТ. Старые. Те, что еще не умерли.

АЛАН. Боги не умирают.

ДАЙЗЕРТ. Нет, умирают.

(Пауза.)

Еще там есть деревня, где я однажды провел ночь. Мне бы хотелось поселиться в ней. Там все белое.

АЛАН. Но тогда бы вы перестали быть Любопытной Варварой. Ведь для этого у вас там не будет комнаты.

ДАЙЗЕРТ. Не знаю. Честно говоря, мне не очень нравится быть Любопытной Варварой.

АЛАН. Тогда почему вы занимаетесь этим?

ДАЙЗЕРТ. Потому что ты несчастлив.

АЛАН. Не больше, чем вы.

(Дайзерт резко оборачивается. Алан испуганно садится.)

О-о-о, я ничего такого не хотел сказать!

ДАЙЗЕРТ. В самом деле?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза