То есть человек – Ничто, не вещь. Нечто неопределимое, незаданное, свободное!
Недетерминированное, уязвимое, шаткое, которое постоянно должно себя творить, утверждать, оправдывать, выбираться из неопределенности своего Ничто к Бытию (с неизбежным риском тут же раствориться в нем, овеществиться). И получается тождественность человека и свободы. Выходит, свобода – это не атрибут человека, это я сам. Я могу утратить свободу, но тогда я перестану быть человеком.Я говорил об экзистенциальном психоанализе Сартра. Это как раз попытка докопаться до самого глубинного, первичного, дорефлексивного выбора, который делает человек, и через который он становится сам собой. Что это за выбор? Это выбор, во-первых, который никто за меня не сделает.
Вот мы с вами живем в таком чудовищном потребительском обществе, в котором выбор – это выбор между вещами: посмотреть пятую программу по телевизору или пятнадцатую, купить сыр такой или сыр сякой. Вот это, конечно, не тот выбор, о котором говорит Сартр! Потому что мы уже находимся в ситуации сделанного выбора – быть потребителем. То есть мы уже сделали выбор, что мы будем болтаться где-то в небытии между сырами и телепрограммами. И это эфемерный выбор. А вот выбор выбора: быть ли вообще потребителем, который будет видеть смысл в том, чтобы вообще находить разницу между сыром и программами пятой и пятнадцатой? То есть это именно некий фундаментальный выбор – выбор не вещей, не объектов обладания и потребления, а выбор самого себя. Вот о каком выборе идет речь. И что еще крайне важно, это выбор, который часто не только дорефлексивен, но и который в принципе не может быть рационален. В котором мы не можем ничего взвесить и рассчитать.Вот Сартр в своей лекции «Экзистенциализм – это гуманизм» приводит очень известный пример о том, что такое экзистенциальный выбор. Он вспоминает, что, когда он участвовал в движении Сопротивления во время оккупации Франции, к нему за советом пришел юноша, его ученик, и спросил, что же ему делать. У юноши была такая ситуация: у него больная старая мать, но, с другой стороны, он хочет бороться с нацистами, поскольку они поработили его родину, убили его брата. Но у старой своей матери он – теперь единственный сын, ее опора и утешение. И вот он не знает, что ему делать. То ли ему, грубо говоря, пойти в Сопротивление, с риском на войне погибнуть, и тогда несчастная мать останется одна, и ей будет плохо; или же его главный долг перед матерью и плевать на Сопротивление и порабощенную Францию? И понятно, что в такой ситуации никто за человека не может решить. Как тут взвесишь, как рассчитаешь? Вот что такое экзистенциальный выбор. Тут нельзя взвесить: с одной стороны – счастье матери, с другой стороны – свобода Франции. То есть, как вы видите, это выбор фундаментальный. Выбор себя в мире, а не внешних вещей. Выбор дорефлексивный, который невозможно рационально просчитать.
О свободе у Сартра я еще сегодня, конечно, скажу. Но важно, что свобода по Сартру – это не атрибут, а сама суть человека. Человека как Ничто. Свобода, человечность, осознанность и ответственность – это одно и то же у Сартра.
Можно отвернуться от осознания, но тогда человек утрачивает свободу и перестает быть человеком. Становится вещью, частью мира Бытия-в-себе, бездумного и инертного.У Сартра еще есть такое понятие, как модусы экзистенции. То есть различные проявления нашей человеческой субъективности.
И Сартр приводит ряд модусов, то есть проявлений: заброшенность, тошнота, ужас, виновность. Они вам уже немного знакомы. Поэтому я по ним пробегусь лишь скороговоркой. Это фундаментальные характеристики нашей экзистенции. По поводу заброшенности Сартр говорит так. Вот мы оказались внезапно в огромном театре мира. Театр раньше нас начался, после нас кончится. Мы не знаем, кто режиссер в нем, в чем суть и цель представления, каков жанр играемой пьесы. Драма? Фарс? Оперетта? Трагедия? Мелодрама? Водевиль? Но, ничего этого не зная и не по своей воле оказавшись на этой странной и страшной сцене, мы должны играть!