Экзотики

Герцогъ Оканья, въ гостяхъ у нихъ, случайно оставшись на нсколько мгновеній въ гостиной глазъ-на-глазъ съ юной румынкой, поцловалъ ее… Она вскрикнула и, побжавъ, налетла въ зал на вернувшагося дохой виконта. Узнавъ, въ чехъ дло, виконтъ кликнулъ людей и приказалъ, указывая на герцога:

— Flanquez moi `ea `a la porte!

Когда герцогъ сталъ что-то объяснять, виконтъ взялъ его за бортъ сюртука, какъ разъ тамъ, гд былъ вышитъ шолкомъ рыцарскій крестъ ордена Калатравы, и повелъ его къ лстниц… Оканья пошелъ охотно, понимая, что упираться не безопасно… Дале, конечно, не было ничего, но виконтъ все еще былъ взбшенъ. Марія, поплакавъ отъ испуга, успокоилась, а виконтесса, видвшая, какъ мужъ велъ герцога, двигаясь спокойными, но большими шагами, а струхнувшій Оканья едва поспвалъ за нимъ маленькими и частыми шажками, уже въ четвертый разъ принималась истерически хохотать…

Но у американки съ безчисленными милліонами графиню ожидала новость совсмъ иного рода. Если испанскій грандъ не побоялся пошалить и пошутить и былъ вышвырнутъ на парадную лстницу хозяиномъ, то другой экзотикъ, венгерецъ, но не магнатъ, а богема, ршился просто и храбро овладть американскими милліонами. Миссъ Ирма, взволнованная и все еще перепуганная, хотя уже прошло часа четыре, разсказала графин, что во время урока въ мастерской художника учитель сталъ объяснять учениц нчто къ скульптур совсмъ не относящееся, сталъ клясться въ давней, безумной любви и грозиться самоубійствомъ съ отчаянія. Но понявъ по ея отвтамъ, что приходится только исполнить угрозу по отношенію къ себ, предпочелъ перейти на угрозы ей… И дло дошло до того, что креолъ лакей, услышавъ крикъ своей барыни, ворвался въ мастерскую…

Между нимъ и художникомъ произошло нчто худшее, чмъ между виконтомъ и грандомъ. Оба нсколько пострадали. Но тмъ временемъ миссъ Ирма выбжала изъ маленькой квартиры Іодака и, свъ въ свою карету, вернулась домой безъ шляпки и пальто. Графиня Кора была поражена разсказомъ, но затмъ была поражена еще боле… Американка попросила совта, обратиться ли ей къ подлежащимъ властямъ съ жалобой на оскорбленіе и доводить ли дло до трибунала.

Разумется, графиня убдила миссъ, хотя не безъ труда, что лучшее для нея — никому даже не разсказывать ничего.

— Но уроковъ я больше брать у него не буду! — заявила миссъ Ирма ршительно.

Графиня улыбнулась и подумала:

«На такой женить брата положительно совсмъ легко»!..

XVI

Эми была больна серьезно, и ее лечилъ другъ Рудокоповъ. Но помимо его было еще два доктора, и оба — знаменитости, которые однако перебранились изъ-за ея болзни и такъ поссорились, что и впослдствіи остались врагами. Опредляя діагнозъ, и тотъ и другой однако равно фантазировали.

У молодой двушки была та болзнь, на которую лекарствъ нтъ, за исключеніемъ древнйшаго и простйшаго — времени. Только время могло излечить рану въ сердц… И Рудокоповъ лечилъ двушку увщаніями и философствованіемъ.

Френчъ еще не дрался на дуэли, а для нея уже пересталъ существовать, какъ еслибы былъ убитъ… Живой Френчъ былъ уже не тмъ, котораго она любила. Тотъ былъ идеальнымъ человкомъ, а этотъ — воръ и даже un escroc… Исчадіе среды народовъ fin de si`ecle, какъ говоритъ Рудокоповъ.

Именно онъ, Адріанъ Николаевичъ, и раздвоилъ этого Френча въ ея сознаніи, совтуя Эми любить перваго, созданнаго ея фантазіей и потребностью любить, но зато презирать того авантюриста, который втерся въ ея среду, вкрался даже въ ея сердце.

Былъ ли мозгъ нервно больной двушки не въ нормальномъ положеніи, или по натур своей была она способна на холодную разсудительность, но Эми достигла того, что оплакивала переставшаго жить Френча, того самаго, который собственно никогда и не жилъ, а былъ созданъ ея довріемъ, наивностью. А тотъ, что въ дйствительности жилъ и живъ на свт, былъ ей чуждъ вполн, и что бы съ нимъ ни приключилось, ей было безразлично.

Рудокоповъ, видя, какой успхъ иметъ его «леченіе» болзни, то изумлялся мужественности мысли и чувствъ въ двушк, не достигшей еще двадцати лтъ, то начиналъ сомнваться и подозрвать, что она не освободилась отъ своего чувства, но скрываетъ это отъ него.

Однажды вечеромъ онъ явился въ свой обыкновенный часъ, посл обда, съ ршеніемъ узнать наврное, вылечилъ онъ свою паціентку или обманывается. Онъ слышалъ о вызд графа Загурскаго ради поединка въ Швейцарію, и ршилъ сказать это Эми. И сказать рзко, сразу, безъ приготовленій и предисловій.

Войдя въ спальню въ больной, онъ, какъ всегда, весело спросилъ:

— Ну что, Любовь Борисовна?.. Много хуже или много лучше?

— Ничего… Такъ себ…- отвтила Эми.

— Ничего — лучше всего. Умное слово и хорошее понятіе. Его и Бисмаркъ облюбовалъ. Русскій человкъ только три хорошія слова и выдумалъ:- Авось! Ничего! Ни въ жисть!

— И французы говорятъ: jamais de la vie! — улыбаясь, замтила Эми.