— Да. Конечно… — вымолвила баронесса какъ бы машинально и, отойдя, сла въ кресло. Душевное волненіе, охватившее ее, перешло въ слабость.
Черезъ минуту она оправилась окончательно, лицо ея просвтлло совсмъ. Она будто помолодла на десять, пятнадцать лтъ и казалась красивой молодой женщиной.
— Вотъ, мама, еслибы ты всегда такой была! — замтила Кисъ-Кисъ. — Надо однако дать знать графин.
— Если Егоръ Егоровичъ общалъ теб узнать первымъ… то, конечно, она не знаетъ еще ничего.
— Я ей сейчасъ напишу два слова.
Кисъ-Кисъ побжала къ себ, сла за свой маленькій письменный столъ и быстро написала нсколько строкъ красивымъ и мелкимъ, какъ бисеръ, почеркомъ. При этомъ она ухмылялась, и глаза ея свтились страннымъ свтомъ. Въ это мгновеніе ясно сказывалось, что изъ этой двочки-«кошечки» разовьется женщина-«тигрица».
Кисъ-Кисъ писала графин — и не по опрометчивости, а умышленно, слдующее:
И, складывая листокъ, Кисъ-Кисъ какъ-то ласково и мягко, по-кошачьи, проводила по немъ пальчиками, а сама сіяла и улыбалась. Только глаза ея сверкали не радостью, а злорадствомъ.
— А ты, ma ch`ere comtesse, знаешь, что я вашего Загурскаго терпть не могу. Стало быть, это «все-таки» иметъ великое значеніе посл того, что «мама взволнована». Да. Le mot vaut son pesant d'or! Ну, вотъ посмотримъ, свернетъ тебя это въ постель хоть на одинъ день, или нтъ.
Черезъ полчаса, записка Кисъ-Кисъ была уже въ рукахъ графини, но злое ухищреніе двочки-подростка не удалось. За часъ передъ тмъ Кора уже имла шутливую депешу.
Вслдствіе этого графиня даже не замтила коварнаго двусмыслія въ словахъ Кисъ-Кисъ. Приди эта записка ране, она, конечно, достигла бы своей жестокой цли.
Получивъ депешу Загурскаго, графиня почувствовала однако слезы на глазахъ.
«Да, — подумала она. — Я его странно люблю. А все-таки люблю».
И вдругъ ей пришло на умъ.
«Что, если онъ теперь, вернувшись, пріударитъ за миссъ Скай… и въ самомъ дл женится на ней? Что же тогда?! Что же бы было лучше… Потерять „такъ“? Или потерять женитьбой?
И, взволновавшись, Кора встала, прошлась изъ угла въ уголъ и опять сла на другое кресло. Внутреннее чувство, которое всколыхнулось въ ней, говорило громко:
— Если подобное возможно и случится… то, конечно, лучше, еслибы онъ былъ убитъ теперь… Оплакивать я могу, но уступить… насильно уступить! Никогда не смогу. Бросить его — могу! Но быть брошенной имъ — никогда! Стало быть, самолюбіе… Да нечего объяснять, что и почему. Не я одна на свт такъ сужу… Вроятно, вс связи — таковы. Кто это говорилъ мн, опредляя связи въ большомъ свт… Une livre d'amour contient un quart de oisivet'e, un quart d'amour-propre, un quart d'habitude et un quart de n'ecessit'e…
Между тмъ, не успла Кисъ-Кисъ послать свою лукавую жестокую записку графин, какъ лакей доложилъ баронесс, что явился отъ имени барона Герцлиха г. Ферштендлихъ. Это былъ factotum барона.
Такое посщеніе случалось изрдка и всегда ради довольно важныхъ причинъ. Баронесса приказала просить повреннаго барона и немного снова взволновалась, такъ какъ нервы ея все еще не успокоились отъ перенесеннаго.
Ферштендлихъ явился улыбающійся и поднесъ баронесс большой футляръ-шкатулку, обитую голубымъ бархатомъ.
— Что такое? — удивилась она.
— Извольте открыть и изслдовать все тщательно и подробно, а затмъ дать мн росписку въ полученіи, — улыбнулся Ферштендлихъ.
— Росписку?
— Ну, вашу визитную карточку съ надписью: „получила“.
Баронесса открыла футляръ и въ немъ оказалось нчто въ род бонбоньерки изъ севрскаго фарфора съ бронзой. На крышк была въ овал прелестная тонкая живопись по фарфору, копія съ одной изъ извстныхъ картинъ Буше, изображающей влюбленную чету…
— Конфекты? — удивилась баронесса. — Мн, или дочери?..
Ферштендлихъ ничего не отвтилъ, а только сдлалъ жестъ, приглашающій открытъ и баулъ.
Баронесса отперла его крошечнымъ ключикомъ, висвшимъ тутъ же на цпочк, и, открывъ, увидла какой-то простой сложенный листъ блой бумаги. На немъ лежала визитная карточка барона съ надписью: „Ma corbeille de mariage“.