Экзотики

Многіе, конечно, полюбопытствовали узнать, на какихъ условіяхъ состоялся поединокъ. По словамъ Мойера, все было просто, правильно и законно. По мннію же людей даже несвдущихъ, оказалось вдругъ, что дуэль была не поединкомъ, а простымъ убійствомъ. Первый выстрлъ принадлежалъ графу Загурскому, какъ оскорбленному, а между тмъ разстояніе между противниками было назначено — въ шесть шаговъ. Стрляя отлично, графъ могъ промахнуться только умышленно… Поэтому пуля и положила на мст противника, войдя въ щеку и выйдя въ затылокъ. Мойеръ оправдывался тмъ, что ему поручено было поставить самыя тяжелыя условія, и д'Ульгату слдовало ихъ смягчить и не соглашаться.

Самъ Загурскій объяснялъ, что и на двадцать-пять шаговъ онъ попалъ бы все-таки въ голову противника, такъ какъ на этомъ разстояніи на десятокъ выстрловъ въ игральную карту боле двухъ промаховъ никогда не дастъ.

Однако нашлись люди въ той же пестрой экзотической сред, которые будто избгали графа.

Д'Ульгатъ не могъ оправдать противную сторону, такъ какъ все еще оставался съ тломъ убитаго въ Женев, гд предполагались похороны.

Найдя на Френч письмо на свое имя, онъ узналъ, что долженъ телеграфировать въ Ирландію, его матери… Въ ожиданіи ихъ, д'Ульгатъ пробылъ около недли въ Женев, а когда вернулся въ Парижъ, то встртилъ также холодный пріемъ во многихъ домахъ, гд бывалъ.

Установилось общее мнніе, что хотя корректный англичанинъ, принятый въ большомъ свт, и оказался вдругъ сомнительной личностью, тмъ не мене это не давало, конечно, права польско-русскому графу и двумъ французамъ убить его какъ собаку…

Однако вскор же вс т, кто не кланялись, или избгали, или косились, или были холодне по отношенію къ Загурскому, Мойеру и д'Ульгату, постепенно снова стали вести себя съ ними по прежнему.

Поводомъ послужило письмо госпожи Френчъ, напечатанное въ «Mappemonde», въ которомъ уже очень пожилая и почтенная женщина объясняла, что ея старшій сынъ искалъ смерти. Если графъ Загурскій изъ чувства долга не хочетъ огласить то, что знаетъ, и себя оправдать, то она, мать покойнаго, считаетъ своимъ долгомъ уврить всхъ, что графъ велъ себя при поединк и продолжаетъ теперь вести себя какъ истинный джентльменъ.

XX

Умный былъ человкъ докторъ Рудокоповъ, а поступилъ какъ младенецъ или какъ односторонне умный человкъ, не признающій бытія того, чего онъ не видитъ или не понимаетъ. Любовь для Рудокопова не существовала. Онъ признавалъ настроеніе любовное, которое, какъ музыкальная пьеса, прозвучитъ и канетъ куда-то… Колебаніе воздуха отъ звука прекратилось — и нтъ ничего… А гд же этотъ романъ, или noctumo, или симфонія? Въ нотахъ — каракульки, въ инструмент совсмъ ничего не осталось, въ воздух тоже ничего. Что летало — улетло. Въ мозгу, въ памяти что-то осталось, но это — отраженіе того, что было, а не само оно.

Такъ и любовь… Симфонія… Хорошая… Но это не дйствительность. Это — миражъ… И непремнно проходящій и краткосрочный. Въ противномъ случа, это — притворство или сумасшествіе.

Рудокоповъ самъ никогда не любилъ ни одной женщины и, по его словамъ, встрчалъ, только куколъ, самокъ, психопатокъ. Однако онъ соглашался съ опредленіемъ одного изъ своихъ товарищей по университету и сознавался, что онъ самъ — «существо средняго рода». И надо говорить про него: «Сіе Адріано Рудокопово». При чемъ «оно», существо доброе и дльное, женщиной быть не можетъ, а мужчиной быть не хочетъ.

Считая, что у его Любочки, которую онъ любилъ, тоже было «настроеніе», тоже прозвучала въ ней и улетла симфонія любовная, Рудокоповъ отнесся небрежно къ извстію о смерти «сумнительнаго англичанина», падкаго на приданницъ.

Когда пришло извстіе о катастроф, Дубовскій запретилъ людямъ въ дом и равно просилъ знакомыхъ обождать и не объявлять объ этомъ Эми, чтобы понемногу приготовить ее въ извстію.

Рудокоповъ общалъ молчать, но самъ думалъ:

«Да, ея Френчъ уже давно умеръ. Она сама это понимаетъ и даже чувствуетъ. Что же ей до этого другого Френча, что теперь застрлили»…

И докторъ, болтая о чемъ-то съ Эми, уже вполн оправившейся, не вытерплъ и сказалъ:

— Ну, Любовь Борисовна, отъ вашей парочки Френчей, знаете, совсмъ ничего не осталось. Одного вы похоронили, а другого Загурскій прикончилъ.

— Какъ? Когда?.. Они дрались разв? — спокойно спросила молодая двушка.

— Да, и графъ его убилъ наповалъ.

Эми посидла нсколько мгновеній молча, потомъ начала блть, а затмъ опрокинулась на подушки безъ сознанія и не приходила въ себя два часа, несмотря ни на какія употребленныя средства. Придя въ себя, она показалась доктору въ крайне странномъ и, конечно, опасномъ положеніи.

XXI

Чрезъ мсяцъ весь великосвтскій кружокъ Парижа, но не мстный, состоящій изъ аборигеновъ, а наносный, состоящій изъ экзотиковъ, былъ въ полномъ сбор въ церкви Saint-Germain L'Auxerroix, гд совершался обрядъ бракосочетанія извстнаго богача банкира съ извстной въ обществ une femme de Balzac.

— Il fallait bien finir par l`a! — говорили одни.- C''etait tapageux…

— Tout est bien, qui finit bien!

— Можетъ быть, это не конецъ, а начало…

— Начало чего?..

— Второго романа.