Экзотики

— Это тэма для драмы, — сказалъ онъ. — «Le bourreau malgr'e lui». Я долженъ былъ убивать по невол, не желая того. Онъ хотлъ во что бы то ни стало быть убитымъ. Онъ просилъ меня объ этомъ и грозился, что если я не исполню его просьбы, то онъ меня въ наказаніе убьетъ. — Баронесс, съ которой графъ, по возвращеніи, сталъ какъ-то гораздо ближе, дружне и чаще видался, онъ признался, прося никому не говорить, — «et surtout pas `a cette bavarde de Cora», — что по прізд на мсто онъ получилъ письмо отъ Френча, которое тотъ, по прочтеніи, просилъ сжечь и никогда никому о содержаніи его не говорить…

— Ну, вотъ, посл этого письма, я и разыгралъ роль палача. Еслибы я его не убилъ, онъ, въ отместку, убилъ бы меня. А еслибы промахнулся, то сталъ бы искать новой ссоры, новаго поединка. Вообще жаль этого человка. Мало такихъ хорошихъ, симпатичныхъ, честныхъ и несчастныхъ людей.

— Честныхъ? — спросила баронесса, знавшая кое-что отъ Герцлиха.

— Да… Честныхъ, честнйшихъ… Но больше ни слова не скажу. Бросимте тревожить память несчастнаго человка. Пускай все останется въ тайн. Онъ такъ хотлъ. Какое несчастіе для mamzelle Скритицыной, что она не пошла за него замужъ, не ршилась бжать! Она была бы счастлива съ нимъ. Такихъ людей мало на свт… Ихъ совсмъ почти нтъ въ наше время… Но довольно. Царство ему небесное.

Графиня была бурно радостна, встртивъ графа невредимымъ; на утро посл возвращенія его, между ними произошла снова ссора, какія бывали всегда. Но поводъ былъ новый. До сихъ поръ поводомъ служила ревность Коры, или же черезчуръ рзкія выходки графа, иронизированіе, обидныя шутки… Кора иногда теряла терпніе и отвчала, что она не рабыня его, не содержанка его, не актриса Діана Д'Альбре, привыкшая въ грубому обращенію своихъ содержателей.

Къ этихъ размолвкахъ на нсколько дней, на недлю, волновалась одна Кора. Загурскій же всегда добродушно относился въ «горячк» Клеопатры Михайловны, какъ называлъ онъ ее принтомъ, и нетерпливо ждалъ, чтобы она перестала «дуться».

На этотъ разъ ссора произошла крупная и совершенно иного характера. Графу снова были нужны деньги… Его дуэль подняла на ноги его кредиторовъ… Онъ вернулся невредимъ, но кредиторы, разъ поднявшись, не отступали, будто боясь другой, второй дуэли…

Денегъ у графини не было… У нея было только письмо, полученное наканун отъ управляющаго, приходившаго въ отчаяніе, что «ея сіятельство» не даетъ приказаній и указаній, какъ поступать въ виду продажи ея главнаго имнія.

Убдясь лично изъ письма управляющаго, которое Загурскій внимательно прочелъ, въ какомъ положеніи денежныя дла графини, онъ началъ смяться, подшучивать, но кончилъ тмъ, что заявилъ:

— Alors, ma bonne, je vous tire ma r'ev'erence… Мн нужна женщина, которая могла бы мн иногда помочь, выручить… И я займусь теперь пріисканіемъ такой… Если не янки въ юбк, эта «свайка», то другая какая. Лучше бы эта. Но вдь она пожелаетъ, конечно, бракосочетанія, а я до такихъ сочетаній не охотникъ. Стало быть, надо другую какую искать. Есть у меня одна на примт, но въ ней нтъ ни молодости, ни красоты, ни забавности… Зато состояніе… приличное, года на три хватитъ… Такъ вотъ, ma bonne, пожалуйста, ne m'en voulez pas.

— Ты серьезно говоришь? — спросила Кора, мняясь въ лиц отъ гнва.

— Понятно. Какія тутъ шутки! S'erieux comme la mort.

— Хорошо. Помни только, что я этого никогда не позволю и не допущу.

— Ба! Какимъ же это образомъ, Клеопатра Михайловна? — разсмялся Загурскій дерзко, почти нахально, что противорчило его изящной фигур.

— Я этого не позволю! Слышишь? Не по-зво-лю! — протянула Кора дрожащимъ отъ гнва голосомъ.

— Vous ^etes ridicule, ma bonne! — воскликнулъ Загурскій, вставая. И, взявъ шляпу, онъ надлъ ее на голову…

— Впрочемъ, franchement… — заговорилъ онъ, хихикая. — Вдь мы другъ другу ужъ успли и надость. Ca а dur'e trop. Ты какъ-то будто постарла! Tu es fan'ee, ma ch`ere fleur. Да потомъ длинные романы `a la Eug`ene Sue скучны, прілись. Теперь въ мод Мопассаны… Des 'etudes, des 'ebauches… Такъ и въ жизни. Къ любви… Да. Да. Ca а dur'e trop.

— Графъ Альфонсъ Загурскій, извольте выйти вонъ! — вскрикнула Кора, указывая на дверь.

Лицо Загурскаго вдругъ потемнло, и онъ, грозясь пальцемъ, глухо выговорилъ:

— Ну, я этого слова не забуду, графиня.

XIX

Между тмъ, вскор же по возвращеніи въ Парижъ вмст съ своимъ секундантомъ, взятымъ случайно и необдуманно, Загурскій раскаялся.

Онъ встрчалъ Мойера въ обществ, зналъ, что тотъ журналистъ — полу-румынъ, полу-французъ, умный, благовоспитанный. Заняться опредленіемъ, что это за личность и какая у него репутація, Загурскому и на умъ не пришло.

Оказалось, что въ Париж и въ особенности въ большомъ свт, куда журналистъ протерся, на него многіе смотрли такъ же, какъ и баронъ Герцлихъ…