Экзотики

Листъ оказался исписанъ на двухъ страницахъ мелкимъ почеркомъ и былъ слишкомъ характеренъ, чтобы сразу не догадаться, что это — оффиціальный документъ… Пробжавъ его, баронесса поняла, что это — нотаріальный актъ.

— Ради Бога, скажите… — сказала она. — Что это? Я ненавижу читать эти бумаги.

— Баронесса, это актъ, которымъ баронъ передаетъ вамъ въ собственность милліонъ… только не французскій, а русскій.

Баронесса вспыхнула и руки ея, державшія листъ, задрожали.

— Это — милліонъ рублей. Извольте мн теперь дать визитную карточку, что свадебная корзинка въ цлости доставлена и получена.

— Сейчасъ! — глухо и упавшимъ голосомъ произнесла баронесса, и тотчасъ же прошла въ себ въ спальню, чтобы избавиться отъ свидтеля того чувства, которое ее охватило всю.

Чувство это всколыхнулось въ ней съ страшной силой и, казалось, схватило сердце и мозгъ въ тиски.

— Подачками!.. Всю жизнь… Теперь… Я… Сама!

Эти обрывки мыслей пробжали будто электрическимъ токомъ и опять вернулись, и опять будто обожгли и сердце, и мозгъ.

— Я… — выговорила баронесса вслухъ. — Я! — повторила она. — Да. Я… Я…

Ей казалось, что она стала другая или раздвоилась вдругъ… Одна изъ двухъ стала неизмримо больше, выше… И другая, прежняя, — искала, звала эту новую.

Кисъ-Кисъ, найдя Ферштендлиха въ гостиной, догадалась, что есть что-нибудь новое и интересное, и быстро прошла въ матери.

Въ двухъ словахъ баронесса объяснила дочери, въ чемъ дло. Кисъ-Кисъ всплеснула руками и воскликнула:

— Узнаю барона!.. Узнаю! Вотъ человкъ! Это мало — „что“ онъ длаетъ. Мало. А „какъ“ онъ длаетъ. Какъ?! Вотъ кого я бы обожала всми моими…

И двочка запнулась, почуявъ, что въ вырвавшихся словахъ будто заключается упрекъ…

— Мама! Мама… И все сразу въ одинъ день… Для тебя это… вдь… второй.

— Что второй?..

— Второй милліонъ въ какой-нибудь часъ.

Баронесса улыбнулась радостно.

— Скажи, мама… Который изъ двухъ милліоновъ больше?

И Кисъ-Кисъ обняла мать и, ласкаясь къ ней или, врне, ластясь, какъ всегда бывало, шепнула ей на ухо:

— По правд… второй вдь меньше… Безъ перваго второй бы и не нуженъ, ни къ чему. Онъ дорогъ посл перваго, большущаго милліона. Такъ вдь, мама? Это тоже — verst"andlich.

— Полно шутить… Чего ты не выдумаешь! — отозвалась баронесса, смущаясь…

— Мама! А Ферштендлихъ-то настоящій, живой, versteht nicht, почему онъ такъ долго ждетъ въ гостиной.

— Правда. Но надо написать. Такъ нельзя.

— Нтъ, мама. Надо хать сію секунду и поцловать… Руку поцловать!.. А покуда, дай карточку. Я напишу на ней: „Мама будетъ сейчасъ у васъ“.

Кисъ-Кисъ вышла. Баронесса глубоко задумалась, но вдругъ черезъ нсколько мгновеній какъ-то встрепенулась и, схвативъ актъ, стала что-то искать глазами… Наконецъ, она нашла въ средин первой страницы то, что хотла и прочла.

„…сданы на храненіе въ Государственный Банкъ на имя баронессы Юліи Герцлихъ, рожденной Шмидтъ, и могутъ быть получены лично ею или уполномоченнымъ отъ нея лицомъ“.

— Это баронесса Герцлихъ получила, а не баронесса Вертгеймъ… — шопотомъ произнесла она. — Стало быть, полнаго доврія нтъ. Почему? Неужели онъ можетъ догадываться и подозрвать? А все это проклятая дуэль надлала.

Кисъ-Кисъ вернулась бгомъ въ комнату и, будто читая мысли матери, спросила:

— Мама! А что если… Я шучу… Что если вдругъ… Ну, другая бы женщина… взяла бы да и вышла замужъ за кого-нибудь, за другого? Ну, хоть бы вотъ за графа, что-ли…

— Кисъ-Кисъ!.. Это пытка! — вскрикнула вдругъ баронесса. — Это нравственная пытка — твои разсужденія!

XVIII

Посл четырехъ дней отсутствія, графъ Загурскій снова появился въ Париж и сталъ по невол героемъ дня.

Трагическій исходъ дуэли былъ всми принятъ чуть не съ радостью.

Еще до поединка ходилъ слухъ, что оба противника стрляютъ равно превосходно, и потому надо ожидать двойной катастрофы…

Когда оказалось, что блестящій, всми любимый графъ (дамами — за красоту, а мужчинами — за любезность) цлъ и невредимъ, заплатилъ же жизнью сомнительный англичанинъ, онъ же и оскорбитель безъ серьезнаго повода, — вс нашли, что справедливость восторжествовала. Однако, были люди, которые задавали вопросъ, никому въ голову не пришедшій ни разу: зачмъ и почему скромный, всегда корректный въ отношеніяхъ, умный англичанинъ счелъ нужнымъ нелпо оскорбить хорошаго стрлка, qui а fait ses preuves, и ее счелъ возможнымъ извиниться, не пожелалъ уклониться отъ опаснаго поединка?

Загурскій не разыгрывалъ героя, напротивъ, онъ, какъ добрый малый, былъ подъ свжимъ впечатлніемъ, подъ гнетомъ происшедшаго. На вс вопросы, обращенные къ нему о подробностяхъ поединка и смерти Френча, онъ отдлывался полуфразами и переводилъ разговоръ на другое.

Только графин и затмъ баронесс сказалъ онъ прямо — что никогда не предполагалъ, чтобы ему пришлось въ жизни разыграть роль палача по невол.