Экзотики

Одно сказывалось въ ней ясно, сильно, жгуче… раскаяніе! Тяжелое, гнетущее и самое ядовитое чувство изъ всхъ, не удаляющееся отъ времени, а будто ростущее… Чувство невозможности кого-либо или что-либо обвинить.

Виновата она сама. И что же она сдлала?

Погубить любимаго человка и разбить свою жизнь… Изъ-за чего? Изъ-за нершительности, изъ-за желанія соблюсти нчто безсмысленное, выдуманное людьми. Условные законы приличія… А что такое эти выдумки, свтскія формы соблюденія правилъ общежитія сравнительно съ тяжкимъ несчастіемъ испортить свою жизнь?! Вдь посл ея бгства и тайнаго внчанія она явилась бы въ то же общество въ качеств законной жены избраннаго ею… И онъ былъ бы живъ теперь, и они, двое, были бы счастливы… А «они» теперь цнятъ ли ея жертву, имъ принесенную?.. Нтъ! Это до нихъ не касается… Наше счастье до нихъ касается… Они шумятъ и на насъ бросаются. А до нашего горя имъ дла нтъ. Они шумятъ и идутъ мимо…

И Эми горячо полюбила теперь добрую и умную баронессу, полюбила за то, что она когда-то была противъ ея слабоволія. Она всячески мшала ей разбить свою жизнь и помогала стать счастливой.

II

Въ Люшон вдругъ невольно вс замтили въ баронесс какую-то большую и странную перемну. Она, вчно довольная, свтски-беззаботная, болтливая и смющаяся, стала пасмурна, задумчива, подчасъ тревожна. Иногда она такъ грустно глядла, что Эми пугалась за нее… На вс вопросы баронесса отвчала двушк, что ей это кажется… И Эми врила… Она только чуяла, но не видла и не понимала, что около нея начинается драма… И драма ужасне ея собственной.

Съ баронессой вдругъ произошло нчто, смутившее ее настолько, что она, быть можетъ, въ первый разъ въ жизни потеряла голову… Она, лишь свтски-легкомысленная, но въ жизни разсудительная, практическая женщина, уже въ двадцать лтъ владвшая собой и гордившаяся силой воли, теперь, подъ-сорокъ лтъ, чувствовала, что окончательно теряетъ самообладаніе, готова сдлать то, надъ чмъ всегда подсмивалась всю жизнь, готова идти просить совта у кого бы то ни было, готова бжать исповдаться.

Случилось внезапно въ Босьер нчто очень простое, а вмст съ тмъ невроятное, пагубное… Оно казалось, однако, баронесс долженствовавшимъ случиться, совершенно естественнымъ. Ей казалось, что она будто предвидла и предчувствовала это. Обращаясь мысленно назадъ на свое прошлое, она приходила къ убжденію, что теперешнее роковое сочетаніе обстоятельствъ — прямой результатъ всего ея существованія. Да! Это ужасно, но это такъ и должно было случиться.

Въ Люшон неожиданно появился графъ Загурскій. Спортсменъ на вс руки, онъ теперь подержалъ пари, что выдетъ на велосипед на Pic du Midi.

Пріхавъ, онъ тотчасъ же явился повидать друзей, баронессу Герцлихъ и Скритицыну. Молодая двушка въ начал не могла превозмочь себя и равнодушно видть графа, убившаго человка ей дорогого. Она сказалась больной и два раза просидла у себя въ комнат. Но Загурскій не узжалъ, сталъ бывать у баронессы всякій день, и все откладывалъ свою поздку. Эми повидалась съ нимъ и мысленно простила его. Не онъ, а она вдь виновата во всемъ.

Баронесса была почти счастлива. Какъ и вс женщины ихъ круга, она давно милостиво, пристрастно, относилась къ графу, а за послдній годъ была сильно увлечена имъ. Трудно было женщин, даже и пожилой, относиться къ нему безразлично и холодно. Его крайне элегантная вншность и манера быть съ женщинами были неотразимы. Но этого мало. Баронесс, жизнь которой прошла такой срой, представлялось, что изъ всхъ мужчинъ, которыхъ она встрчала, Загурскій — единственный человкъ, въ котораго она прежде, будучи моложе, могла бы влюбиться до безумія. Теперь же было поздно. Подъ-сорокъ лтъ!

«Да. Поздно»! — разсуждала она и обманывала себя.

Это увлеченіе, однако, не переходило извстныхъ границъ. Не переходило только потому, что онъ относился къ ней, какъ и ко всмъ женщинамъ ея лтъ — дружески-почтительно.

Какъ бы долго вечеромъ ни засидлся у нея графъ, глазъ-на-глазъ, какъ бы ни любезничалъ, увряя ее, что она «ясная, тихая осень», что она въ ея годы много изящне и прелестне многихъ молодыхъ двушекъ двадцати лтъ, баронесса видла или чувствовала по его взгляду, его голосу, что это не комплименты, что это правда, но что «все-таки» она для него не женщина, а добрый пріятель.

Вмст съ тмъ Загурскій былъ самый непостоянный человк, какого только можно встртить. На ея глазахъ сходился и расходился онъ съ женщинами ихъ же среды, и увлеченья его слдовали одно за другимъ.

Она часто упрекала его въ этомъ, называя его «mangeur de coeurs». Загурскій отвчалъ шуткой, что эти сердца «ne valent pas plus que les rognons de veau», которые онъ тоже очень любитъ.

И баронесса, будучи давно сильно увлечена Загурскимъ, за послднее время была почти юношески влюблена въ него. Но она будто не хотла сознаться въ этомъ даже самой себ…