Экзотики

Про самаго лучшаго молодца кавалериста, солдата или офицера, говорили:

— Его Соколинскому въ обученіе отдать на полгода — и то не испортитъ! — Къ такому о себ мннію князь или «Егорушка» относился такъ же, какъ и ко всему на свт, добродушно и весело. Благодушіе его доходило до тхъ крайнихъ предловъ, что самая злая клевета на него, самая смшная оскорбительная каррикатура и самая сильная обида, что случалось, конечно, рдко, дйствовали на него особенно, заставляли его искренно смяться. Онъ не понималъ, что такое мелкое самолюбіе, что такое обидчивость.

Кром того, Соколинскій отъ всхъ богачей-гвардейцевъ отличался всегда тмъ, что не былъ мотомъ и не былъ скрягой, умлъ держаться золотой середины и жить по средствамъ. Онъ удивительно искусно, хотя безсознательно, слдовалъ пословиц: «по одежк протягивай ножки».

Когда говорили про него иные, что на него тошно смотрть: «при такомъ страшномъ состояніи и этакъ скряжничать!» — то нашлись люди, которые такъ азартно вступились за то, что «Егорушка» не скряга, — что раза два чуть не произошла исторія въ полку.

Объясненіе этого заключалось въ томъ, что Егорушка, не позволявшій себ истратить зря ни одного рубля, давалъ взаймы широко, черезъ край, конечно зная, что онъ даритъ.

Когда дошла очередь волей-неволей принимать эскадронъ, вопросъ сталъ ребромъ. Командовать эскадрономъ было для «Егорушки» почти такъ же мудрено, какъ строить изъ мрамора какой-нибудь дворецъ.

Но въ т самые дни, когда ршался вопросъ объ этомъ, прізжій изъ Малороссіи помщикъ представился князю, высказывая желаніе познакомиться, такъ какъ они — сосди. И этотъ сосдъ, по фамиліи Бандарчукъ, объяснилъ Соколинскому, что, вопервыхъ, его управляющій обворовываетъ его ежегодно на страшно крупную сумму, во-вторыхъ, разоряетъ имніе на вс лады, а въ-третьихъ, длаетъ разныя мерзости, которыя валитъ, на половину оффиціально, на самого князя. Въ двухъ губернскихъ городахъ Малороссіи съ ужасомъ разсказываютъ, и обыватели, и власти, какъ богачъ князь Соколинскій, изъ скряжничества, безчестно поступилъ съ двумя или тремя личностями — помщиками и купцами.

Появленіе этого сосда какъ-то странно повліяло на Соколинскаго. Ему вдругъ пришло на умъ, что пора бросить полкъ. Даже самый мундиръ, который тянетъ его везд, надолъ ему. Потолстлъ ли онъ съ тхъ поръ, или старше сталъ. Вдобавокъ на носу проклятый эскадронъ. Наконецъ, нельзя позволить позорить свое имя въ родномъ краю, гд оно извстно за двсти лтъ, и гд однако Егорушка, сначала швейцарскій школьникъ, а затмъ гвардейскій юнкеръ и офицеръ, конечно, съ дтства не бывалъ.

И съ особеннымъ вниманіемъ слушалъ Соколинскій, какъ Бандарчукъ расписывалъ вс прелести его дйствительно великолпнаго имнія, гд совтовалъ выстроить сахарный заводъ, чтобы нажить милліонъ. Черезъ два мсяца Соколинскій надлъ статское платье и чувствовалъ себя совершенно довольнымъ.

Товарищи проводили уходящаго съ тріумфомъ. За параднымъ обдомъ, гд было и все высшее начальство, князю поднесли великолпный подарокъ, и при этомъ было сказано много рчей. Двое изъ ораторовъ говорили особенно горячо и даже чокались съ Егорушкой со слезами на глазахъ. Никому не было извстно, что одинъ изъ нихъ долженъ былъ Соколинскому сорокъ-пять тысячъ, а другой и семьдесятъ слишкомъ. Но не это было замчательно. Особенно замчательно было то, что, прощаясь и лобызаясь съ этими двумя товарищами, Егорушка самъ забылъ, что они должны ему.

Вскор посл этого Соколинскій очутился у себя на родин. Здсь когда-то поселились посл свадьбы его отецъ и мать, прожили около двухъ лтъ, и здсь родился онъ. Обходя великолпный, большой домъ, полный чудныхъ вещей, вывезенныхъ изъ чужихъ краевъ еще ддомъ и праддомъ, обходя замчательный паркъ, обходя вс строенія — цлый городокъ, — князь искренно пожаллъ, что ни разу не заглянулъ сюда.

Усадьба и большое село представлялись какимъ-то зеленющимъ островомъ среди моря. Кругомъ разстилалась гладкая, однообразная, срая степь, а имніе стояло по средин, какъ оазисъ среди Сахары.

Соколинскій тотчасъ же принялся хозяйничать, иначе говоря, Бандарчукъ, перехавшій къ нему на жительство, занялся всмъ, и даже тотчасъ началъ строить сахарный заводъ. Однако прежде всего, несмотря на увщанія и просьбы князя, онъ спровадилъ вора управляющаго, который плакалъ и валялся въ ногахъ, а затмъ, прогнанный, сталъ грозиться судомъ.

Поживъ въ имніи три мсяца, князь похалъ въ сосдній губернскій городъ, гд пробылъ около двухъ недль и перезнакомился со всмъ мстнымъ дворянствомъ. Затмъ ему захотлось слетать въ Петербургъ повидать полкъ, чтобы вернуться домой недли черезъ дв.

Пробывъ немного съ товарищами, ему захотлось тоже слетать не надолго въ Швейцарію, въ окрестности Вевё, гд все еще стоялъ довольно большой домъ среди большого сада и гд прошли его лучшіе юношескіе годы. Отсюда князь ршилъ създить не надолго въ Парижъ, а затмъ уже непремнно хать домой, нигд не останавливаясь, и заняться хозяйствомъ «раціонально».