Электрический бал

Огонь прокрался по портьере и сомкнулся над залой зловещим кольцом. В дыму, который заполнил всё помещение до потолка, уже нельзя было различить ни чинов, ни возрастов. Перепуганные гости носились по залу, словно обезглавленные курицы.

Победоносцев закрыл нос платком и застыл на полусогнутых. Дым, как он прекрасно выучил ещё со времён своей службы в Сербии, стелится поверху, и ни в коем случае нельзя им надышаться.

Кто-то с исступлённым криком разбил стулом окно. Ворвавшийся воздух только раздул пламя, которое уже успело перекинуться на соседние стены.

Люди рвались к лестнице, снося на своём пути буфеты, ломберные столы и друг друга.

В полумраке и сквозь гарь обер-полицмейстер различил фигуру Дюпре. Тот, кашляя и закрывая рот рукой, продирался против толпы к одному из коридоров.

– Не уйдёшь, – прошипел Виктор Георгиевич и, огибая проносящихся мимо гостей, направился следом.

Победоносцев остановился у коридора, в котором скрылся Дюпре. Огонь грел ему спину. Он обернулся. Ещё чуть-чуть – и Прометеев дар заполнит собой всю залу и отрежет ему путь к спасению. Обер-полицмейстер проверил барабан револьвера и, удовлетворившись, что все патроны на месте, двинулся вперёд.

Он почувствовал, как в темноте расширились его зрачки. На ощупь он прошёл вдоль стены, считая двери. Жандармы, конечно, уже сообщили ему, где негодяй укрывал таинственную коробку. Вторая, третья. Он уже собирался толкнуть дверь, как услышал за спиной шаги. Победоносцев развернулся и всмотрелся в заполненную дымом тьму коридора, но никого не увидел.

– Кто здесь? – крикнул он и выставил револьвер перед собой.

Слева раздался лёгкий шелест. Победоносцев, повинуясь отработанным инстинктам, моментально повернулся к этому месту, но и там никого не было. Он различил лишь букет фиалок, который лежал на полу. В этот момент он всё понял, но было уже поздно. Острая боль пронзила затылок. Уже падая, в полуобороте, он пытался поднять руку с револьвером и выстрелить. Но рука не послушалась. Револьвер грохнулся на пол. Его тело безвольно приземлилось на паркет, будто было сделано из растаявшего суфле.

Победоносцев не к месту подумал, что он уже не тот молодой офицер, который пришёл в имперский сыск сорок с лишком лет назад. Эта мысль огорчила его. Тьма застлала глаза, и обер-полицмейстер Москвы Виктор Георгиевич Победоносцев потерял сознание.

* * *

По улицам первопрестольной, по самой белокаменной, вдоль набережной, мимо её церквей, мимо храмов её православных, мимо садов и скверов, по бульварам, по взгорьям кривоколенным, переваливаясь с боку на бок, скрипя колёсами, треща корпусами, звеня колоколами, горланя медной трубой, разбрызгивая воду, которой ливень только что наполнил лужи, улюлюкая, блестя рогатыми шлемами, сверкая рожами страшными, перекошенными, распространяя перегар сивушный перед собой, оставляя шлейф коней перепуганных после себя, пугая подворотных и домашних псов, пугая охотничьих да и декоративных птиц одинаково, пугая котов также, на ветви да крыши запрыгнувших, ощетинившихся, кур пугая да гусей, лошадей чрезвычайно пугая, пугая детвору, пугая зрелых, пугая стариков, а особенно старушек, пугая жителей коренных и пугая приезжих, из Вологды, из Чернигова, со всей Малороссии, иностранцев, если попадались таковые на пути, пугая, пугая всех от чина тринадцатого до чина первого единообразно, дворянских пугая, мещанских, купеческих да дворовых, а ещё и свободных, набожных али неверующих зело тоже шибко пугая, ехал, мчался, стремился, прорывался караван обозов адских, караван повозок дьявольских, караван колесниц карающих, заправленных лошадями инфернальными, чёрными как смоль (а грива у самих красная, огненная), управляемых чертями расписными, зубы белые скалящими, рогами кивавшими, ртами ощерившимися орущими, ручищами лохматыми размахивающими, матом под ноги прохожих попадающих охаживающими, баграми в небо тычащими. Адские, адские ехали, мчались, стремились повозки.