Электрический бал

Графиня улыбнулась и протянула ему руку. Он прижался губами к белой перчатке и втянул одурманивающий запах, от которого в голове его будто блеснула молния. Ему захотелось навсегда прильнуть к этой маленькой очаровательной ручке.

– Графиня, мне чертовски жаль, что я позволил себе…

– Полно вам, князь. И на мне есть вина. Это ведь я, поддавшись эмоциям, оставила вас в неведении по поводу своих истинных намерений. Это недоразумение легко исправить. Пройдёмте прогуляемся в сад. Ах, как чудесен майский вечер!

Сад благоухал мёдом плодовых деревьев, стояла вечерняя духота, в которую только-только начинала вплетать свои щупальца ночная прохлада.

Графиня взяла князя под локоть, прижалась к его боку, и они зашагали так по широкой аллее, освещённой редкими садовыми лампадками. Дворецкий, к видимому его неудовольствию, был оставлен у дома, хотя князь всё время оборачивался, буквально чувствуя, как тот колет ему спину бесцветными глазами.

– Елизавета, – начал князь неуверенно, чтобы сорвать морок молчания, – этот ваш дворецкий, как его…

– Степан Савельич, – улыбнулась графиня. – Вы не серчайте на него за крутой норов. Он ещё помнит благоговейную атмосферу моего покойного мужа. Он был очень привязан к графу и близко к сердцу принял его смерть. После этого он стал вроде моего защитника, и, признаться, это единственный человек на всём белом свете, которому я могу доверять.

Князь не мог не понять этот намёк, рука его, за которую держалась графиня, дрогнула.

– Не холодно ли вам? – спросила она, как показалось князю, нарочито вежливо.

– Я дрожу, сударыня, но дрожу не от холода. Признаться, мысли, которые породил наш с вами недавний разговор, не покидают моей головы.

– Удивительно, что мысли эти не посещали вашу голову раньше, когда вы решились на столь авантюрное мероприятие. Неужели не предположили вы, что у желания есть своя цена?

– Но эта цена мне была известна! – воскликнул князь. – И я её сполна заплатил. Полный саквояж этой самой цены.

Графиня залилась смехом.

– Ах, если бы всё решалось деньгами… У Вселенной есть свои законы. Пока мы тут занимаемся суетными мелочами: носим траур по мужьям, выслуживаемся перед Отечеством, убиваем старушек, там, наверху, – она остановилась и подняла глаза к небу, которое уже начало наполняться бусинками звёзд, – всё движется своим чередом, не обращая внимания на наши склоки, радости, печали и потрясения. Вселенная существует не ради нас, князь, что бы там ни утверждали богословы. Это мы существуем вопреки ей. Это мы научились строить дома, чтобы скрываться за их стенами от её слепого ужаса. Научились возделывать землю, чтобы не умереть с голоду. Изобрели одежду, чтобы наши хрупкие тела не замёрзли.

А незыблемые древние правила, по которым существует универсум, нам никогда до конца не понять и не исправить. Они задевают нас лишь по касательной. И от этого взаимодействия, одну из граней которого мы ощущаем в нашем мире, у нас создаётся иллюзия, что ещё чуть-чуть и мы что-то поймём. Какое инфантильное заблуждение…

– Так в чём же правда? – спросил князь, не ожидавший от хорошенькой графини таких речей.

– Правда в том, что никакой правды нет. Мы не в силах изменить законы, по которым работает мир. Нам остаётся только каждый день, каждую секунду снова и снова попадать под её чарующие жернова. Присядем.

Они опустились на лавку, которая так чудно разместилась между двумя размашистыми яблонями. Князь пододвинулся поближе к графине и взял её руку в свою, чтобы согреть. Графиня руку не отдёрнула.

– Я большой поклонник философских разговоров, сударыня, – сказал Поль сквозь шум листвы и стрекот насекомых. – Но не объясните ли вы мне простым языком, что всё это, чёрт побери, значит для меня?

– Все перемены, в натуре случающиеся, – задекламировала графиня, – такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте; сколько часов положит кто на бдение, столько же сну отнимет.

Она посмотрела на князя, будто пытаясь увидеть в его глазах искру понимания.

– Перефразируя Михаила Васильевича Ломоносова, – продолжила она, не дождавшись. –  за всё есть своя плата. Можете считать это побочным эффектом.

– И что за плата мне предстоит? Разве отданных денег недостаточно?

– Опять вы про своё? Поймите, деньги – это просто рисунки на бумаге, которые мы, люди, условились считать чем-то для себя ценным. Но пропади эта условность, и они сгодятся разве что на растопку камина. Как вы можете догадаться, у Вселенной нет никакого камина, так что ваши деньги ей не нужны.

– Так что же ей нужно?

– Она слепа, глуха и не обладает ни волей, ни желаниями, – пожала плечами графиня. – Но равновесие, то равновесие, которое вы своим желанием нарушили, должно быть восстановлено.

– Первый раз слышу о каком-то вздорном равновесии! Уговор был простой – желание в обмен на деньги! Каждый из нас получил, что хотел.