Он объездил полмира в охоте за древностями. В его странных историях, похожих на сказки, выдуманное переплеталось с реальным, живое с мёртвым, невозможное с обыденным. Мумии поднимались из саркофагов, миражи являли взгляду события давно минувших дней, древние цари продолжали править империями сквозь пелену времён и поколений. Причудливые боги воевали друг с другом на полотне небосклона, забытые ритуалы вновь обретали таинственную силу. Кажется, он был слегка безумен.
По весне граф собрался в очередную экспедицию в Каир.
– Пирамиды, – сказал он перед отъездом, – это кинжалы, упёршиеся в брюхо Господа. И очень скоро они проткнут его, и тогда люди сами станут править Вселенной.
Родитель мой только потирал руки. Он был уверен, что поездка в далёкую страну добьёт старика.
Граф вернулся через несколько месяцев, и мы сразу заметили в нём удивительные перемены. Сгорбленная спина выпрямилась, кожа порозовела. А лестницы, на которые раньше он взбирался только с помощью пары слуг, теперь он преодолевал чуть ли не вприпрыжку. В общем, он был полон жизни, как напившийся крови комар.
Обстоятельства эти совсем не пришлись по вкусу моему родителю. Он начал пить и устраивать мне сцены. Однажды он заявился в нетрезвом виде и обвинил меня в том, что мой супруг никак не собирается «двигать коней». В пылу пьяной речи он и выложил мне, что старик так желал сделать меня своей, что поручил отцу съездить к некоему французскому колдуну. Это и было истинной причиной нашего путешествия в Париж. И пока я наслаждалась лавандовыми полями и готическими соборами, на меня делали приворот. Неудивительно, что часть моей души оказалась сожжена действием этой чёрной магии.
А через пару дней между моим пaпá и графом произошла сцена. Я не смогла ничего расслышать за толстой дверью кабинета, но итогом её стало то, что отец покинул дом, хлопнув дверьми. Граф так и остался в своём кабинете, а наутро Степан Савельич нашёл его мёртвым.
В записке, обнаруженной на столе, он сообщал, что «нельзя обыграть Господа». Далее шла подробная инструкция по организации его похорон. Мне он не посвятил ни строчки.
Так я стала вдовой. И знаете, я не почувствовала ни свободы, ни облегчения. Та дыра, которая зародилась во мне, лишь разрослась с того времени. И заполнить её не получилось даже свободой.
Поэтому я спустя столько лет всё ещё ношу траур. Траур по моей загубленной жизни. С тех пор я жива лишь мечтой наказать Дюпре.