Электрический бал

Она подняла его голову и приблизила к нему своё лицо. В её глазах светилось что-то трогательное, тёплое и настоящее. Будто плоская ширма мира наконец явила князю свою выпуклую сторону. И он почувствовал, как выпуклым становится всё вокруг. Стены, деревья за окном, оконная рама, облака, плывущие по ту сторону от неё.

– Заткнитесь, князь. Прошу, заткнитесь.

Князь почувствовал, как между ними раскалился воздух. Он понимал, что это же чувствует Елизавета. Он подался вперёд, и губы их слились в поцелуе. Мир мигнул белым, через несколько секунд раздался раскатистый гром. Князь больше не понимал, кто он и где он.

* * *

Победоносцев ворвался в тёмную гостиную и окинул взором пустынное пространство, уставленное задрапированной мебелью. В клетке на окне, будто обрадовавшись его появлению, радостно зачирикала канарейка. Грозовой ветер раздувал кисейные занавески на окнах и поднимал их почти до потолка.

В дальнем углу скрипнула дверь. Раздался шелест медленных шагов. Победоносцев прищурил подслеповатые глаза и увидел хозяина дома, который шёл им навстречу. Граф, завидев непрошеных гостей, остановился напротив обер-полицмейстера и растянул в удивлении рот. Отблески молний играли на его расшитом золотыми птицами халате. В одной руке Шереметев держал рюмку с коричневатой настойкой, в другой вилку, на которую был насажен пузатый огурец.

– Ба! – воскликнул он так громко, что Победоносцев едва не выстрелил. – Виктор Георгиевич! Какой восторг, что вы заехали!

Граф запрокинул рюмку, поглотил ртом огурец и кинулся с объятиями на Победоносцева, не обращая внимания на револьвер.

Виктор Георгиевич не успел ничего предпринять, и через мгновение его накрыли тёплые, пахнущие луком объятия графа.

– Ах, почему вы не предупредили, что приедете? – сказал он, тряся Победоносцева за плечи и целуя три раза, по-московски. – И к чему эти пистолеты? Неужели вы приехали меня арестовывать? Ах, есть за что, есть за что! Но ведь все мы грешны. А ежели так, то кем тогда населена божья вечность?

Обер-полицмейстер с удивлением посмотрел в затянутые дымкой опьянения глаза графа:

– Поступили сведения, что вашу карету видели на месте преступления в день убийства баронессы. И что именно на ней скрылся князь Бобоедов.

Взгляд Шереметева остекленел, уголки губ опустились, голова вжалась в плечи, удвоив количество подбородков. Затем графа согнуло пополам. Изо рта вырвался тихий сип. Лицо побагровело. Шереметев завертел головой, переводя взгляд с Победоносцева на Зыбкина, с Зыбкина на Брейстера и обратно. Победоносцеву вдруг почудилось, что граф начинён динамитом. А сип, который он издает, – это шуршание пламени по фитилю, который подбирается к капсюль-детонатору. И что как только огонь сделает своё дело, граф разлетится на куски.

Прошло мгновение, и граф действительно взорвался. Но лишь смехом. Смех полетел шрапнелью по гостиной, отразился от стен и зеркал, вонзился в паркетные доски, рассыпался, прошив обивку старой безвкусной мебели.

Граф отсмеялся, вытер сопли рукавом халата и погрозил обер-полицмейстеру толстым пальцем:

– Какой вы, однако, артист! А мне наврали, что у вас нет чувства юмора. Уберите оружие, господа. Пройдёмте, отужинаем. Вы наверняка проголодались с дороги. Заодно и расскажете, кто же это меня так оговорил. Степаныч! – В проёме двери появился бледный дворецкий. – Распорядись, чтобы молодцов и коней их превосходительства накормили. Да, и прикажи Зубровой подать, что там с ужина осталось. Гости вымотались с дороги.

Победоносцев в оцепенении разглядывал вычурные турецкие тапочки с пушистыми кистями, блестящие штаны с узорами-огурцами, блики бисера на рукавах халата графа. Шереметев был похож больше на восточного шейха, чем на русского помещика. В голове мелькнул образ траурной графини и идеально наложился на образ чёрной старомодной кареты. Обер-полицмейстер закрыл глаза и почувствовал, как щёки его охватывает жар.

Когда разделись и сняли сапоги, граф пригласил гостей в кабинет.

Внутри было натоплено и пахло кисло, но вместе с тем и как-то приятно, по-домашнему. Это была средних размеров комната. Одна из тех, в которых годами не открываются окна. Обитые деревом стены были завешены чучелами животных, кривыми саблями, портретами государей и прочим приятным сердцу хламом. В дальнем углу размещалась небольшая библиотека, к мудростям которой хозяин, судя по пыли на корешках, давно не обращался.

Победоносцев с подчинёнными расположились на плетёных стульях вокруг низенького овального стола. Граф покачивался в укрытом шкурами кресле и с любовью поглядывал на гостей.

– Карета, говорите?

Он расспрашивал обо всём уже третий раз. Выяснение подробностей доставляло ему явное удовольствие.

– В последнее время у меня много врагов, а точнее сказать, завистников. С тех пор как родился Савка, я прямо чувствую, как за мной наблюдает чей-то чёрный-чёрный глаз. Но графиня Вараксина! Никогда бы не подумал. Ну-у чертовка! Если бы не моя супружница, так я бы, Виктор Георгиевич, за такой женщиной у-у-ух!