Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

В результате обнаруживается оборотная сторона технологического прогресса и хрупкость мироздания. Здесь мы видим антропологическую апорию, которая с самого начала сопровождала произведения Платонова.

Эти вытесненные остатки дуалистического мировоззрения, которые приспосабливаются к новым семантическим структурам (как и сам Умрищев) и выживают, объясняют, почему очередная попытка Платонова реабилитироваться потерпела неудачу. Процессы саморегулирования, которые Платонов стремился активировать внутри своей повествовательной техники, чтобы управлять субверсивными энергиями пережитка, оказались недостаточными.

6.3. Процессы воспоминания ( «Технический роман» )

На вопрос, над чем он сейчас работает, Платонов отвечал на своем авторском вечере в феврале 1932 года: «Над большим произведением»[931]. Судя по всему, под «большим произведением» Платонов имел в виду свой «Технический роман». В 1990 году Виталий Шенталинский открыл в архивах КГБ среди бумаг Платонова папку, озаглавленную «Неизданные произведения (изъятые при обыске)» и содержащую четыре текста: фрагменты «Чевенгура», повесть «Ювенильное море», пьесу «14 красных избушек» и повесть «Хлеб и чтение», которая была задумана как первая часть «Технического романа». Нельзя сказать с достоверностью, придумано ли рабочее название «Технический роман» самим Платоновым, его другом писателем Николаем Ановым, при обыске квартиры которого в 1932 году и была конфискована папка с этими рукописями[932], или для порядка было добавлено «редакторами из КГБ»[933]. В любом случае изъятая из архивов КГБ рукопись позволяет познакомиться с читательской практикой аппарата госбезопасности. Текст испещрен вычеркиваниями и комментариями его сотрудников, которые пересказывают ход действия в сокращенной форме. Примечательно при этом, что замечания свидетельствуют об усилиях постичь структуру действия платоновского текста и втиснуть его в привычную схему повествования.

Наталья Корниенко предполагает, что роман был намечен как часть трилогии, состоящей из трех повестей: «Хлеб и чтение» как первая часть, «Ювенильное море» как вторая часть, а третья часть – повесть «Инженеры», текст которой пока не обнаружен[934]. Платонов не только явно воспринимал повесть «Хлеб и чтение» как первую часть запланированного романа, но и готовил ее для отдельной публикации, как подсказывает обнаруженный в семейном архиве рукописный вариант. Корниенко предполагает, что повесть была написана в начале 1931 года. В записных книжках того времени есть записи, говорящие об обращении Платонова к (автобиографическим) истокам его электропоэтики, к докладу «Общие понятия электрификации», прочитанному в конце 1920 года в клубе журналистов в Воронеже. Это событие должно было образовать ядро действия повести и указать на время принятия плана ГОЭЛРО, десятилетний юбилей которого в 1931 году в контексте первого пятилетнего плана отмечался как показатель успехов советской индустриализации[935].

«Хлеб и чтение» отражает обращение Платонова к биографическому контексту его рассказов об электрификации. Этот шаг сопутствует усилению языковых и стилистических приемов нормирования, которые отличают прозу Платонова 1930‐х годов. «Хлеб и чтение» даже в большей степени, чем «Ювенильное море», отказывается от экспериментов с языком, от семантической двусмысленности, абстрактной загадочности, сказовых приемов, «парящей повествовательной манере», заданного через несобственно прямую речь, и от литературной переработки политических и злободневных контекстов. В известном смысле повесть представляет собой максимальное приближение к идеологически-эстетическим нормам постепенно формирующегося соцреализма. И вместе с тем она показывает переплетение механизмов воспоминания и усилий Платонова по собственной литературной реабилитации в начале 1930‐х. Вызывая в памяти чистый, нерастраченный энтузиазм времен рассказов основания, Платонов пытается внутренне преодолеть репрессивную реальность первой пятилетки.

Действие начинается с хронологически отмеченного момента – апреля 1920 года. Двое друзей, машинист локомотива Семен Душин и его помощник, инвалид Дмитрий Щеглов (правая рука у него высохла из‐за некроза кости), пригоняют отбракованный локомотив на кладбище поездов в их родном городе Ольшанске и возвращаются к изучению электротехники, прерванному Гражданской войной.

Студенческие будни между лекциями, болезненными воспоминаниями о войне и голодом насыщены романтикой новой жизни. Студенты собираются вечерами в аудитории, съедают свой паек и продолжают дискуссию о будущем электрификации. Через эту базовую сценографию основополагающая электропоэтическая компонента повести характеризует мировоззрение протагонистов.