Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

Старик враз сбегал к соседям за бумагой и чернилами и, вернувшись, велел тут же писать одному жениху письмо Владимиру Ильичу Ленину. Жених сел к столу против невесты и начал писать, не интересуясь всемирным вопросом. Старик подробно высказал свою идею превращения злобной буржуазии в смирное и бедное население, вполне покорное советской власти. Для этого надо заложить в главном банке капитализма всю Российскую Советскую Республику – и сушу ее, и всю жидкость на ней, и даже твердь над нею. А когда банк капитализма выдаст облигации на тысячи миллиардов рублей, то эти облигации поручить Владимиру Ильичу, а он пусть играет тогда пролетарскими талонами среди мировых акул на сцене хищников биржи. Раз Владимир Ильич – гений и раз он будет богаче любого империалиста, следовательно, он легко обыграет все те элементы, которые украли мир себе в карман. Следовательно, всю буржуазную сушу вполне можно завоевать посредством спекуляции на всемирной бирже, посредством одних арифметических действий с облигациями в гениальном уме.

– Подпишись теперь полностью за меня! – со страстью своего торжествующего чувства воскликнул старик. – Пиши подробно: батрак кулака Болдырева Иван Поликарпович Вежличев, сочувствующий всей контратаке на паразитов… Владимир Ильич, спекулируй, пожалуйста, доводи буржуазию до капитального краха, до полнейшего убытка и нищенства, ограбь ограбленное, действуй экономически, мой стаж жизни пятьдесят семь лет, тружусь в работниках полвека, вся надежда-мечта, семейное положение – вдовец и дочка Лидия, гордость республики за красоту… Все поспел написать?[943]

Эпизод со «старым дьяволом» Вежличевым, который напоминает о «старом сатане» Апалитыче и родственных ему анекдотических «чертяках» из короткой прозы Платонова 1920‐х годов, вводит в действие пережиток платоновского сказового приема, который автор пытается удерживать под своим аукториальным контролем, четко определяя позицию говорящего и ограничивая ее традиционным мотивом письма.

Как и в случае со стариком, который целый день пьет самогон в целях контроля качества, Платонов применяет элементы народного юмора в этой части повествования, чтобы создать эмоциональный противовес основному меланхолически-патетическому настрою повести. Конечно, он ступает при этом на крайне скользкую почву. Обращение к Ленину (прямое или письменное) было причислено к сакральным топосам советской литературы и не терпело профанации, которую Платонов допустил уже в «Бедняцкой хронике» в эпизоде встречи с Лениным. Но этот прием входит в число корневых элементов платоновского стиля – сатирически обнажать болевые точки идеологического дискурса, заряженные пафосом. И даже там, где он старается избежать или хотя бы ограничить это, он все-таки не может совсем нейтрализовать саморефлексивную ироническую энергию, что отчетливо показывает эпизод с письмом старого Вежличева. В более сильной мере, чем сцена встречи с Лениным в «Бедняцкой хронике», мотив письма таит в себе мощный взрывной потенциал. Ибо это послание к Ленину содержит острую пародию на ленинскую же критику капитализма[944]. Когда Платонов набрасывает портрет Ленина как биржевого спекулянта, пусть и через фигуру старого батрака, которого нельзя воспринимать всерьез, он указывает на фигуру спекулянта, для которых, согласно указу Ленина (1918 год), предусматривалась смертная казнь. Собственно, «спекулянт» как образ врага является прямым предшественником «кулака»[945].