Элементарные частицы

– В начале 1989 учебного года Анна получила должность в лицее Кондорсе. Мы сняли трехкомнатную квартиру на улице Родье, тесную и довольно темную. Виктор пошел в детский сад, так что днем я был свободен. Вот тогда-то я и зачастил к проституткам. В нашем квартале обнаружилось несколько салонов тайского массажа – “Новый Бангкок”, “Золотой лотос”, “Май Лин”; девушки там работали вежливые и улыбчивые, все шло хорошо. Примерно в то же время я начал ходить к психиатру, точно не помню, кажется, у него была борода, но не исключено, что я путаю его с персонажем какого-то фильма. Я пустился в рассказы о своей юности, долго говорил о массажных салонах и чувствовал, что он меня презирает, но от этого мне становилось даже легче. В общем, в январе я с ним расстался. Новый врач мне понравился, он принимал недалеко от станции метро Страсбур – Сен-Дени, так что на обратном пути я мог пошляться по пип-шоу. В приемной у доктора Азуле, так его звали, всегда лежали стопки “Пари-Матч” – словом, он произвел на меня впечатление хорошего специалиста. Мои проблемы его не особенно заинтересовали, но я не в претензии – ведь все и правда было до ужаса банально, я проявил себя фрустрированным, стареющим мудилой, который перестал хотеть свою жену. Его тогда как раз вызвали в качестве эксперта на суд над группой подростков-сатанистов, которые разрубили на куски и съели умственно отсталую девочку, – это, конечно, покруче будет. В конце каждого сеанса он советовал мне заняться спортом, он прямо зациклился на спорте – надо сказать, у него у самого появился животик. Короче, сеансы оказались вполне приятными, но немного занудными; он слегка оживлялся, только когда я затрагивал тему своих отношений с родителями. В начале февраля я приготовил для него занимательный случай из жизни. Это произошло в предбаннике “Май Лин”; войдя, я сел рядом с мужиком, лицо которого показалось мне смутно знакомым – но очень смутно, просто мелькнуло какое-то туманное ощущение. Потом его пригласили наверх и почти следом – меня. Массажные кабинки, их там было всего две, разделялись пластиковой шторкой, так что волей-неволей я оказался рядом с ним. В тот момент, когда девушка начала гладить мне низ живота намыленными грудями, меня вдруг осенило: мужик в соседней кабинке, которому тоже делают боди-массаж, – мой отец. Он постарел и впрямь стал похож теперь на пенсионера, это точно он, сомнений быть не может. Тут я услышал, как он кончил, словно пукнул. Я тоже кончил и подождал несколько минут, прежде чем одеться, – мне не хотелось сталкиваться с ним у выхода. Но в тот день, вернувшись домой после того, как я рассказал эту историю психиатру, я ему позвонил. Он удивился и, кажется, обрадовался моему звонку. Да, он вышел на пенсию и продал свою долю в каннской клинике; за последние годы потерял немало денег, но пока все в порядке, грех жаловаться. Мы договорились, что на днях повидаемся; но встреча наша произошла далеко не сразу.

В начале марта мне позвонили из академической инспекции. Одна учительница досрочно ушла в декретный отпуск, и в лицее города Мо открылась вакансия до конца учебного года. Я колебался, все же у меня остались ужасные воспоминания о Мо; ну, колебался я часа три, а потом понял, что мне плевать. Наверное, это и есть старость: эмоциональные реакции притупляются, зла не таишь, радостей не помнишь. Интересуешься в основном работой внутренних органов, их неустойчивым равновесием. Сойдя с поезда, я прошелся по городу и поразился, какой он маленький и уродливый – то есть вообще ничем не примечательный. Когда в детстве я приезжал в Мо воскресным вечером, мне казалось, что я попадаю в какой-то гигантский ад. Отнюдь, это оказался совсем крохотный адок, на удивление безликий. Дома, улицы… я ничего не узнавал; лицей тоже преобразился. Я зашел в бывший интернат, его давно закрыли, и в этом здании располагался теперь краеведческий музей. В этих залах мальчики били меня, унижали, им доставляло удовольствие плевать и писать на меня, макать меня головой в унитаз, но я не испытывал по этому поводу вообще никаких эмоций, разве что легкую грусть – самого общего характера. “Одно не дано Богу – бывшее сделать небывшим”, – утверждает где-то какой-то католический автор; а по мне, – судя по тому, что осталось от моего детства в Мо, – не велика хитрость.