Элементарные частицы

– Едко, пламенно, стильно. Талантливо, наконец. Иногда вы, правда, идете по пути наименьшего сопротивления, мне не очень понравился подзаголовок: “Расистом не рождаются, им становятся”. Подтекст, полунамеки, это всегда чревато… Хм… – Он помрачнел, описал очередную загогулину своим мундштуком и снова улыбнулся. Вот же фигляр, прелесть что такое. – Особых влияний я вроде не вижу, к тому же никакого эпатажа. Например, вы не антисемит!

Он вытащил еще один отрывок: “Только евреи избавлены от сожаления о том, что они не негры, потому что они давно выбрали стезю интеллекта, вины и стыда. Ничто в западной цивилизации не может сравниться или даже приблизиться к тому, что евреи сумели сотворить из вины и стыда; поэтому негры их так люто ненавидят”. Буквально просияв от счастья, он откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой; мне на мгновение показалось, что он сейчас положит ноги на стол, но нет, не положил. Он опять наклонился ко мне, не в силах усидеть на месте:

– Ну? Как мы поступим?

– Не знаю, вы можете опубликовать мой текст.

– Ух ты! – фыркнул он, будто я отпустил удачную шутку. – Опубликовать в “Инфини”? Эх, дружочек, вам даже невдомек… Времена Селина миновали, знаете ли. В наши дни нельзя писать что хочешь на определенные темы. Публикация такого текста чревата серьезными неприятностями. Думаете, у меня мало неприятностей? По вашему, если я работаю в “Галлимаре”, то могу делать все, что мне в голову взбредет? Да они с меня глаз не спускают, знаете ли. Только и ждут, когда я оплошаю. Нет, нет, это нам вряд ли удастся. У вас чего-нибудь еще не найдется?

Он искренне изумился, что я не взял с собой никакого другого текста. Мне было жаль разочаровывать его, я бы с удовольствием стал его дружочком, а он бы водил меня танцевать и угощал виски в “Пон-Руаяле”. Я вышел улицу, и вдруг меня охватило какое-то беспросветное отчаяние. Вечерело, было очень тепло, по бульвару Сен-Жермен шли женщины, и я понял, что никогда не стану писателем; я понял также, что мне плевать. И что теперь? Я уже и так тратил на секс ползарплаты, интересно, почему Анна до сих пор ни о чем не догадалась. Я мог бы вступить в Национальный фронт, но какой смысл жрать шукрут с мудаками? В любом случае правых баб не бывает, а если и бывают, то они трахаются с десантниками. Какой все же идиотский текст, я выбросил его в ближайшую урну. Мне следует и впредь придерживаться позиции “левого гуманиста”, это единственный шанс с кем-нибудь переспать, к такому я пришел глубокому внутреннему убеждению. Я сел на террасе “Эскуриала”. Мой горячий набухший член болел. Я выпил две кружки пива и пошел домой пешком. Перейдя Сену, я вспомнил Адилю, молодую арабку из моего десятого класса, очень красивую и изящную. Она хорошая ученица, серьезная, на год младше одноклассников. У нее умное, нежное лицо, ничуть не насмешливое; видно, что она очень хочет добиться успеха в учебе. Такие девушки часто живут среди жлобов и убийц, так что достаточно просто вести себя с ними поласковее. Я снова поверил в успех. Следующие две недели я постоянно обращался к ней, вызывал к доске. Она отвечала на мои взгляды и вроде бы принимала их как должное. Времени оставалось совсем мало, уже июнь был на дворе. Когда она шла на свое место, я глядел на ее попу, обтянутую джинсами. Она мне до того нравилась, что я блядей забросил. Я представлял, как мой член проникает в ее длинные черные волосы, и даже подрочил на какое-то ее сочинение.

В пятницу 11 июня она пришла в короткой черной юбке, уроки заканчивались в шесть. Она села в первом ряду. В тот момент, когда она скрестила ноги под столом, я чуть не грохнулся в обморок. Ее соседка, толстая блондинка, убежала сразу после звонка.