С другой стороны, что́ бы такое ни услышал Ходасевич о Феррари или что́ передали ему о ней другие люди, особой веры Владиславу Фелициановичу тоже не было. Чебышёв пишет о нем: «Один мой собрат по перу, человек очень известный, серьезный, не бросающий на ветер слова, умеющий и говорить, и внимательно слушать», вероятно, в надежде, что это повысит уровень доверия к рассказу. Но этого не происходит — как и десять лет назад. И если тогда, когда таран яхты стал важной и шокирующей новостью, разговоры о нем утихли через несколько недель, то теперь столь важное и шокирующее, по мнению Чебышёва, признание и вовсе не встретило никакого отклика — совсем. Во-первых, что, как ни крути, все это уже стало историей, делом давно минувших лет. Во-вторых, не потому ли, что Ходасевича узнали, репутация «Ф»-«Х» как фантазера была прекрасно известна парижским эмигрантским кругам. И чем могли доказать свою версию причастности Елены Феррари к гибели «Лукулла» Чебышёв и Ходасевич? И кто это такая? И для чего вообще все это было написано?
Главным доказательством вины Феррари загадочным образом становится отсутствие одного пальца на ее руке. При этом, правда, не говорится, какого именно, на какой руке, что странно: Ходасевич был знаком с Люсей Ревзиной лично и уж хотя бы такую деталь должен был запомнить (многочисленные упоминания о левой руке возникли много позже). Ни по одной из сохранившихся фотографий нельзя понять, действительно ли это так, на самом ли деле пальцев было девять. На знаменитом фото, сделанном в Берлине, правой рукой Елена Константиновна опирается на лысую голову Шкловского, и, пожалуй, можно с уверенностью говорить, что на правой руке все пальцы в наличии. Левой она держит плакат «К фотографу», но пальцы видно плохо. Предположим, что их четыре, не хватает большого, но на одной из самых последних ее фотографий, где она запечатлена в объятиях брата, этот большой палец левой руки виден совершенно отчетливо, как и по крайней мере часть левого мизинца. В воспоминаниях всех семей, имевших отношение к Ольге Ревзиной, — Ревзиных, Малкиных и Голубовских, не сохранилось никаких упоминаний о том, что у «тети Люси» недоставало одного пальца, фаланги или вообще имелся в наличии хоть какой-то физический недостаток. Нет указания на эту, явно очень особую, примету и ни в одном из известных нам документов разведки. Рассказы о том, что палец ей оторвало во время боев на Украине, после чего она попала в госпиталь и благодаря этому там ее заметил бывший глава Региструпра Семен Аралов, стоит списать на бурную фантазию автора этой легенды — пока не представлено убедительных ее подтверждений. Во-первых, как мы убедились по фото, все пальцы на месте. Если такая травма и была получена, то Люся, скорее всего, лишилась не пальца целиком, а одной из фаланг кисти левой руки. Действительно ли кто-то верит, что в Гражданскую войну с таким ранением можно было попасть в госпиталь? Автор этой книги, работая в юности на заводе, отрубил себе палец фрезой. После двух часов ожидания в районном травмпункте и укола новокаина студенты-медики пришили палец на место (не очень удачно, надо признать), после чего отправили раненого домой. Никакой больничной койки, никаких генералов — хотя бы от производства. И это в мирное время. Правда, Ольга Голубовская могла попасть в госпиталь с другим ранением, например с контузией, и еще и с оторванной фалангой. Но не кажутся ли эти логические конструкции выполненными специально для того, чтобы убедить себя: пальца не было? Да и что в реальности могла дать эта информация читателям Чебышёва? Только навести на след Феррари, если снова, в очередной раз допустить, что она и Ходасевич встретились где-то в Париже и он знал места, где Елена Константиновна бывает. Но почему тогда газетный очерк, а не донос в полицию? И разве отсутствие одного пальца является доказательством того, что обладатель остальных девяти время от времени топит вражеские яхты? Уж Чебышёв, как бывший блестящий адвокат, должен был понимать нелепость этого обвинения. Или журналистский запал полностью вытеснил из его сознания здравый смысл?