Елена Феррари

Мы забыли об одном — официальном расследовании французских властей, которые вместе с англичанами отвечали во время аварии за безопасность судоходства на Босфоре и провели свое, чрезвычайно тщательное и уж во всяком случае не менее авторитетное, чем Николай Николаевич Чебышёв, изучение обстоятельств этого во всех отношениях загадочного дела.

Как мы помним, еще 17 октября о нем сообщал Чебышёву Мусин-Пушкин, и он же упомянул, что в комиссию включен генерал-лейтенант флота Мстислав Петрович Ермаков. Возможно, именно он передал материалы следствия — все 68 листов, переведенные на русский язык, бывшему командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Михаилу Александровичу Кедрову. В составе его архива эти, подробнейшим образом составленные, с приложением двух профессионально вычерченных карт, документы дошли до наших дней[160]. Есть в нем и показания свидетелей — тех, которых опросил Чебышёв, и тех, о ком он не знал, английских полицейских, которых, кстати говоря, вопреки утверждению Мусина-Пушкина, не было на борту «Адрии», но они следовали за пароходом на всем протяжении короткого пути от Леандровой башни до столкновения с «Лукуллом» и потом помогали спасать тонущих людей. Подшиты там показания механиков, матросов итальянского парохода и, главное, — его капитана и турецкого лоцмана, фамилия которого оказалась не Самурский и тем более не Эфендиев, а Сангуски — Люис Сангуски, родившийся в Константинополе в 1881 году, турецкий подданный, прослуживший лоцманом 14 лет и ранее не имевший ни одной аварии на проводимых им судах[161]. Со временем, уже в ходе следствия, его фамилия трансформировалась в «Сангурский»[162], а «Самурским» он, очевидно, стал уже в наши дни.

В 16 часов 30 минут «Адриа» приняла на борт лоцмана у Леандровой башни, где, придя из Трапезунда, простояла около четырех часов в ожидании оформления таможенных документов. Лоцман был случайным — Сангуски только что привел к стоянке у башни другой итальянский пароход — «Паласки» — и перешел с него на «Адрию». Вместе с капитаном Квальтиеро Силличем из Триеста, командовавшим «Адрией» семь месяцев, но в целом прослужившим на флоте 30 лет, в 17 часов они подняли якоря и повели пароход к базовой стоянке у пристани Галата — то есть именно туда, где стоял «Лукулл». Это значит, что как минимум их направление на яхту не было случайным, не было необоснованной сменой курса, итальянский пароход не просто «проходил мимо», как думали многие свидетели катастрофы: «Адриа» и «Лукулл» должны были встать рядом. Но они отнюдь не были единственными кораблями, стоявшими на якоре в этом месте. Рядом с «Лукуллом» уже качались на волнах британский крейсер «Кардифф» и итальянский броненосец «Дуилио» — огромные суда с полным вооружением, комплектами боеприпасов и запасом мазута на борту. Кроме того, по Босфору осуществлялось интенсивное движение турецких пароходов и бесчисленных прогулочных катеров, мельтешащих по проливу во всех направлениях.

Допросив всех членов команды[163], от действий которых могли зависеть скорость и направление движения судна, комиссия по расследованию причин катастрофы проанализировала их показания и сделала собственные выводы о причинах катастрофы. Главный выглядит так: «Первоначальный поворот парохода влево от Леандровой башни сделан рано. Следовало, учитывая течение и хотя бы даже легкий ветер от Норда, выйти значительно выше по Босфору вверх к Черному морю, дабы сделать поворот значительно выше и входить в пространство между „Кардиффом“ и „Дуилио“ (курсив мой. — А. К.), а не под прямым [углом]»[164].

Это означает, что поворот «Адрии» к «Лукуллу» должен был быть осуществлен обычным образом. Проблема заключалась в своевременности выполнения маневра, в том, под насколько острым углом будет заходить к набережной итальянский пароход, по курсу которого находились два гигантских военных корабля, между которыми он должен был «проскочить», чтобы встать на свое место. Неверное решение этой задачи и привело к катастрофе.

Второй причиной аварии была названа недопустимо высокая скорость, на которой «Адриа» совершала свой маневр: по разным оценкам, от 6 до 12 миль. Чтобы представить себе, что это такое, приведем свидетельство одного из пассажиров парохода: «…гуляя по палубе, я обратил внимание на два прицепившихся к борту каика, по которым можно было судить о скорости хода „Лукулла“ — они положительно висели в воздухе, и только кормы их были погружены в воду, каковое обстоятельство заставило находившихся в каиках турок перебраться на нос»[165]. О высокой скорости «Адрии» свидетельствовали все очевидцы, за исключением команды судна, которая утверждала, что пароход не разгонялся более установленного для Босфора предела в шесть миль.

Третьим фактором, приведшим к катастрофе, следователи назвали «плохую работу лоцмана», который не учел особенностей движения в столь сложном для судоходства месте («не дал никакого предупреждения о ненормальном течении»), да еще и при осуществлении не самого простого маневра.