Мертвый лорд нолдор слова «собрал отряд» воспринимал по-своему болезненно.
Хэлгон милосердно уточнил:
– Ну, отряд собрался слегка попроще. Но тоже весело.
«И как потом?»
Следопыт пожал плечами:
– Дракон – никак. В смысле, убили. Отряд – по-разному. Хоббит – жив-здоров и даже счастлив. Но последние годы живет в Ривенделле.
«Чем ему плох стал родной край?»
– Я не спрашивал его. Но одно могу сказать: после того, как в твою жизнь вмешается Гэндальф, ты не будешь прежним. Если выживешь.
«Начнешь радоваться, что мертв», – вечной усмешкой.
– Да, – совершенно серьезно ответил Хэлгон.
Келегорм чувствовал, что отряд собран. Больше не придет никто.
План схватки готов. Она будет стремительной – только так можно быть уверенным, что никто из нежити не скроется.
Каждый боец, который будет сражаться в Явном мире, знает пещеру, в которую он войдет. И что делать в Незримом мире – тоже решено.
Ждем… луны. Потратив на ожидание и подготовку полгода, можно потерпеть еще несколько дней – и начать тогда, когда свет Исиля пробудит жизненные токи мира. Тогда всё пойдет легче.
И еще ждем… знака из Лот-Лориэна. Келегорм не взялся бы сказать наверняка, что именно это будет, но был готов.
Ночь новолуния. Следующая. Тоже ничего? Ладно. А сегодня?
Пение.
Тихое, как дыхание ветра.
Белые тени.
Бесшумные, как туман.
Всходит месяц.
Тонкий, острый, еще не дает света.
Но свет и не нужен.
Тени обретают очертания.
Всадники.
Келеборн.
Владыка Лориэна спешивается, свита – следом. Он подходит к костру и, прежде чем приветствовать Келегорма неглубоким, но очень медленным поклоном, чуть улыбается.
Нолдор отвечает тем же.
– Итак, вы поладили?
«Вполне».
– Когда выступаете?
«Завтра, полагаю».
– Хорошо. До Гривы Рохана вам проще всего добраться…
«Зачем? Мы пойдем через Карадрас».
Словно порывом ветра в клочья разорван туман.
– Ты решил, что я проведу вас?!
«Нет. Зачем? Мы сами».
Под внезапным морозом съеживается и никнет листва.
– Сын Феанора, я не позволю тебе играть жизнями моих воинов. Твое безрассудство погубит отряд еще до боя!
Келегорм смотрит на него со спокойной улыбкой. Не гордой, не оскорбительной, не презрительной, нет – так улыбаются тому, кто искренне заблуждается и напрасно сердится.
После того, что сын Феанора вытерпел за последний месяц, что вообще может его вывести из себя? Вряд ли в Арде есть такая сила…
«Владыка Келеборн, ты тревожишься за жизни своих воинов, и я тебя понимаю. Но позволь мне объяснить».
– Я слушаю.
«Я видел, как ты штурмуешь Дол-Гулдур, и мне казалось, что ты делаешь всё неправильно. Но когда ты взял его, я понял, что, если бы я командовал войском, то немало орков смогло бы бежать, а чары крепости не были бы сокрушены.
Я говорю об этом затем, чтобы ты понял: то, что я хочу сказать, – не слова гордости. Там, где ты превосходишь меня, я не спорю с очевидностью».
– Я слушаю.
Чуть теплее. Может быть, и не всё померзнет от этого морозца.
«Ты всю свою жизнь прожил на равнине. Ты знаешь язык земли, леса, рек. Тут тебе нет равных. А я четыреста лет был лордом Аглона. Я знаю речь гор. Я знаю сердце гор. Я умею говорить с камнем. Поверь, прежде чем поставить крепости в Аглоне и на Химринге, сначала надо было поладить с горами. Я и мои братья это сделали. И горы не предали нас в страшные дни битв».
– Карадрас не зря зовут Жестоким.
Иней сошел, и лед растаял.
«А меня с недавних пор зовут Железным. Твои же воины и зовут».
– Если ты принесешь их жизни в жертву своей нолдорской гордости…
Новый порыв ветра… ох уж эта осенняя непогода.
«То мне придется узнать на себе, что ты один из тех, кто способен убивать уже мертвое».
– Не шути.
«Я не шучу, владыка Келеборн».
Унялся сырой холодный ветер. Затишье.
– Ты уверен, что пройдешь?
«Я договорюсь с Карадрасом».
Живой не может подать руки мертвому. Но посмотреть глаза в глаза – крепче иного пожатия.
– Удачи, Железный лорд.
«Благодарю».
Знакомый путь вверх по Келебранту, привал у его истоков.
Гэлурим и Гваннарим, два озера, – словно глаза исполина, следящего за ними. Неприятное чувство. Только один глаз зряч, а другой безопасен, слеп.
И зрячий глаз – это каменная воронка Гваннарима.
Еще есть время вернуться. Еще можно признаться, что отступил не перед горой, но перед здравым смыслом. Никто не осудит. Похвалят даже.
«Если ты принесешь их жизни в жертву нолдорской гордости…»
Не гордости.
Гордость уже безвозвратно втоптана в зеленую траву лориэнской опушки, и на ее могиле высятся роскошные осенние мухоморы.
Не гордости.
Чему-то другому.
И не в жертву.
Как назвать то чувство, когда просто знаешь, что поступаешь правильно?
Хочется переговорить с Хэлгоном. И нельзя. Даже пары фраз с глазу на глаз – нельзя. Отряд не должен видеть замешательства командира.
Хочешь сказать что-то своему следопыту – говори при всех.
«Хэлгон! Ты дороги не знаешь, пойдешь замыкающим».
Молча кивнул.
Поговорили…
Подъем.
Обычный подъем на перевал.
Взгляд.
Каждым утесом, каждым камнем, каждым деревом. Всё вокруг смотрит на тебя – пристально и мрачно.
Солнечный день, а ощущение свинцовых туч.
Но пока спокойно.