Ели халву, да горько во рту

Лаконичность – Божий дар. Но лаконичность допрашиваемого – большой порок, который всегда раздражает следователя. Не вовремя появился этот аскетичный старец: Николай Степанович ничего не успел узнать о нём, а, следовательно, и подготовиться к разговору. Тем более, что беседовать с лицом духовным часто сложнее, нежели с человеком мирским. А отец Андроник, по всему видно, не относился к категории простых сельских батюшек, словоохотливых и, по сути, вполне мирских. Этот священник был суров, умён, сдержан и не расположен к праздным разговорам.

Повисшее на несколько мгновений молчание прервал доктор Жигамонт:

– Прошу меня извинить, но я должен проведать Екатерину Васильевну. Увидимся вечером!

– Да, да, разумеется, – кивнул Немировский, возвращая доктору трость.

Когда Георгий Павлович ушёл, отец Андроник, всё так же не глядя на собеседника, спросил:

– Хотите узнать более о князьях Олицких?

– Хотел бы, – ответил Николай Степанович. – Всегда полезно иметь представление о людях, в гостях у которых находишься.

– Зело верное замечание. Только не следовало бы вам лукавить, господин Немировский. Не простое любопытство у вас. Но уж я пытать не стану: дело ваше, почто вы здесь следствие учиняете. Задавайте свои вопросы: на что смогу, ответствую.

– Благодарю. Вы хорошо знаете эту семью?

– Давайте пройдёмся немного. Стоять нонче холодно, – сказал священник и двинулся вперёд по дороге, опираясь на посох. Ветер развивал полы его простой чёрной рясы, пошитой из грубой материи. Пройдя несколько шагов, отец Андроник заговорил вновь:

– Кому же лучше знать её, когда почти все они исповедуются у меня. Только вам сие всё одно ничего не даст.

– Тайна исповеди, понимаю. Но я хотел бы узнать о князьях лишь в общих чертах… Ведь есть же у вас какое-либо мнение на их счёт?

– Есть, но не думаю, что мне стоит его высказывать. Сие есть соблазн судить других. Скажу лишь, что из сего семейства мне люб юный Родион. Сей отрок с неспокойным духом, ищущий. Для него середины не может быть. Он или всецело предастся Богу, или отшатнётся от Него. В последнем случае всю жизнь будет страдать и, может быть, окончит дни, как его брат… Владимир Александрович был гордый человек. Я всегда знал, что он дурно кончит. Такие люди либо стреляют кого-нибудь, либо стреляются сами… А иногда успевают и то, и другое.

Священник говорил отрывисто, медленно, негромко, и Немировскому казалось, что он умалчивает о чём-то главном. Внезапно отец Андроник остановился и произнёс:

– Чтобы найти того, кого вы ищите, вам придётся узнать очень многое, а пока вы не знаете почти ничего.

Николай Степанович не успел спросить, что имел в виду священник, так как в конце аллеи появилась странная фигура. Эта была маленькая женщина в немыслимом одеянии из двух юбок, сорочки, халата и шали. На голове её был чёрный платок, из-под которого выбивались тёмные волосы с сильной проседью. Женщину шатало из стороны в сторону, она бормотала что-то себе под нос, трясла головой, вращала безумными глазами. Увидев отца Андроника, она подбежала к нему, приникла к руке и простёрлась ниц:

– Батюшка! Батюшка! Спаси! Демоны кругом, демоны… Они меня утащить хотят! Так ты не давай им!

– Встань, дочь моя! – ровным тоном приказал отец Андроник, но женщина ещё крепче обняла его ноги, шепча: – Страшный Суд грядёт… Он над этим домом вершится! Потому что демон здесь! Демон!

Из-за деревьев выбежал запыхавшийся управляющий.

– Дуня! Евдокия! – крикнул он.

Женщина вздрогнула, приподнялась на колени, утирая испачканной ладонью мокрое от слёз лицо. Лыняев подбежал к ней:

– Спаси Господи люди твоя! Дуня! Куда же ты ушла? Я искал тебя по всему парку! Идём домой, ты простудишься…

– Демон, демон… – шептала женщина, раскачиваясь из стороны в сторону. – Я его видела… Архипушка, ты прости меня…

– Ничего, ничего, – Лыняев помог ей подняться и крепко схватил под руку. – Идём домой! Отец Андроник, господин Немировский, простите мою жену, она нездорова!

– Нет… Я здорова… – мотнула головой Лыняева. – Демон за кустами затаился и лебедя моего убил…

– Дуня, что ты мелешь! Замолчи! – прошипел управляющий, чьё лицо побагровело.

– Божий Суд пришёл! – закричала безумная, поднимая руку. – Святой человек, благослови!

– Бог с тобою, дочь моя! – сказал отец Андроник, благословляя несчастную. – Ступай к себе, а я навещу тебя.

Лыняева несколько успокоилась, и позволила мужу увести себя.

Немировский вопросительно посмотрел на священника, и тот ответил:

– Евдокия Яковлевна Лыняева страдает тяжкой душевной болезнью уже несколько лет. Её держат взаперти в одной из комнат, чтобы она не натворила чего-нибудь в беспамятстве.

– Она может быть опасной?

– Нет… Но она может разбить что-нибудь, заблудиться, допустить какую-нибудь неосторожность, нанести себе вред… Ключи от комнаты есть лишь у её мужа и дочери. Но иногда Лыняевой удаётся сбежать. Возможно, в суматохе Даша забыла запереть её. У вас больше нет ко мне вопросов?

– Пока нет.

– В таком случае, до свидания, господин Немировский. Да хранит вас Господь!

– До свидания, отец Андроник.