– Тоже возможно. Но для чего тогда ей было приглашать доктора и Петра Андреевича? Уж слишком рискованно.
– Значит, от этой версии мы отказываемся?
– Красавица моя, от версии можно отказываться лишь в том случае, если доказана её полная несостоятельность, но не ранее того, – Немировский назидательно поднял палец. – Пойдём дальше.
– Князь Антон, – Ася взяла грушу и вонзила крепкие, ровные зубы в её сочную мякоть.
– Гуляка, мот, пьяница… Мне трудно предположить, что он способен на столь изощрённое преступление. Такие, как он, если убивают, то сгоряча, убивают тем, что под руку попадёт. Они не могу продумывать шаги, разрабатывать планы… Они слишком импульсивны и слабовольны для этого. К тому же он по-настоящему боится. Так не сыграешь… Он знает, если не кто пишет эти письма, то, по крайней мере, о чём они, какая тайна стоит за ними. И его покойный брат знал. А, значит, мог знать и Каверзин. Что-то нечисто в прошлом у этих достойных господ и нам стоило бы узнать, что именно.
– Каким же образом?
– Для начала подробнейшим образом узнать это прошлое. Доктор Жигамонт не расспрашивал княгиню подробно, поэтому я это сделаю сам. Продолжим.
– Князь Володя.
– Скрипач? – Николай Степанович помял мочку уха. – Каков мог быть у него мотив? Корыстный? Вряд ли… Старый князь всё завещал жене и младшему сыну и, чтобы получить наследство, пришлось бы устранить именно их. Причём здесь родной отец и Каверзин? Конечно, причина могла бы быть и иной, но пока мне таковая в голову не идёт.
– Князь Родя.
– Послушник…
– Семинарист, дядя.
– Да-да. Среди этих богоискателей попадаются порой величайшие бестии. Я им не доверяю.
– По-моему, Родион не такой. У него глаза добрые, ласковые, – покачала головой Ася. – Он не мог убить!
– Оставим чувства. Нам сейчас важны факты, которых кот наплакал. Мотив мог быть у этого милого юноши? Чем ему могли помешать дядя и адвокат? Его мать с ними не ладила, но это не повод. Месть? Но за что? Тут пока ничего неясно… – в продолжение разговора Немировский рисовал на листке бумаги схему, отмечая различными знаками называемых персон. Возле имени Родиона он поставил вопрос.
Ася подошла к крёстному и, поглядев на исписанный листок, спросила:
– А какой знак вы поставите у имени Катерины Васильевны?
– Как и у имени княгини, поставлю плюс, – ответил Николай Степанович. – Неуравновешенная женщина, вполне, однако, способная на изощрённую хитрость.
– А мотив? Препятствием к наследству были опять же Родион и княгиня…
– А разве деньги – единственный мотив? Есть ведь масса иных страстей, ведущих человека к преступлению. Сластолюбие, ревность… Знаешь ли, сколько чёрных дел вызвано именно ими?
– Но причём тут Каверзин и старый князь?
– А, вот, в этом нам и предстоит разбираться, моя красавица. Лучше напомни мне, кого мы ещё забыли?
– Управляющего и священника.
– И жену управляющего!
– Ту сумасшедшую?
– Сумасшедшие тоже бывают на многое способны, особенно, если лишь притворяются безумными. К тому же Лыняев мог действовать заодно с женой.
– Но зачем им это?
– А хотя бы из мести! Представь, что некогда князь Владимир чем-то сильно насолил Лыняеву. Может быть, это и была та тёмная история, которую нам нужно раскопать. И тот решил отомстить. И ему, и его ближайшему другу-поверенному.
– А старый князь?
– А ты исключаешь, что старик мог умереть и сам? Что его как раз и не собирались отправлять на тот свет, а просто так вышло? Лыняев – человек жестокий, завистливый и скользкий. К тому же умный, изворотливый. Такой способен на всё. А несчастную, безумную жену ему легче лёгкого было использовать в своих целях.
– Значит, вы подозреваете Лыняева?
– Я подозреваю всех в этом доме, кроме, пожалуй, старика Каринского и его внучки. Но одних больше, других меньше. Лыняев мне не нравится.
– Всех… – протянула Ася, переступая на мысках по мягкому ковру. – И священника?
– И священника тоже. Ношение рясы ещё не означает невинности. Священнослужители – такие же люди, как и все. С такими же страстями. Разве доказано, что у отца Андроника не могло быть причин мстить за что-либо семейству Олицких? Нет, не доказано. Значит, и версии этой я исключать не могу, – Немировский постучал пальцами по крышечке тавлинки и резюмировал: – Итого, подозреваемых на возу не уместить, а улик днём с огнём не наскрести… Вот, и ломай голову…
Глава 5
Ровно в полдень грянули колокола на всех московских церквах, затеяв дивную перекличку от окраины до окраины, переливами. Густо басили тяжёлые, большие колокола, звонко подтренькивали им маленькие. О, дивное колокольное многоголосие! Нет тебя ч
– Стой! Стой! – крикнул Романенко извозчику, схватив его за плечо.
– Тпру! – лошадь остановилась.
Василь Васильич поднялся, снял фуражку, и, бросив в неё перчатки, перекрестился размашисто и замер, вслушиваясь в колокольный перезвон. Его бирюзовые глаза заблестели восторженно, а тёмные волосы разметались по лбу.