Кровавый брат вернулся в сопровождении Сэвера. Прежде чем представить его графине, пленника умыли, побрили и одели в чистое. Его руки и ноги были закованы в кандалы. Веритэ подошла к нему. Сэвер поднял глаза. Он впервые видел ее и был поражен ее молодостью. Из рассказов Натанаэля и Изабеллы графиня представлялась ему гораздо более зрелой. Сэвер отметил, что глаза ее были налиты кровью и сверкали странным блеском. Стоило ей улыбнуться, и у него по хребту пробежал холодок. Сэвер в который раз проклял себя за то, что не предвидел подобного исхода событий. Веритэ непременно заставит его все рассказать, и, будь у него хоть капля ума, он бы просто попросил Натанаэля стереть ему память, перед тем как атаковать трипод. Просто на всякий случай.
Он без особой надежды огляделся, чтобы оценить свои шансы сброситься с башни. Их совсем не было. Сэвер знал, что умолять не имело смысла, и, как бы то ни было, он не стал бы этого делать. Его дыхание участилось помимо его воли, пока Веритэ беззастенчиво рассматривала его в оглушающей тишине.
Чтобы не видеть ее, он повернулся к Эжену Алье и проговорил первые слова с момента ареста у Орлеанских ворот:
– Она не удовлетворится альянсом! Она подчинит себе Францию и не остановится на этом. Вами манипулируют!
Чтобы скрыть замешательство, министр скрестил пальцы на подбородке и принял задумчивый вид. Сэвер в отчаянии потянул за сковывающие его цепи, но только причинил себе боль. Он хотел закричать Эжену, что тот совершает ошибку, но вместо этого он произнес:
– Как только я узнал, что Кровавые братья атаковали ангар, а управительница находилась в летящем дирижабле, я немедленно вскочил в аэростат, чтобы ее нагнать.
Веритэ протянула руку за бокалом шампанского и расположилась поудобнее, чтобы выслушать рассказ бывшего главы Стражи.
Глава 18
Последнее убежише д’Омбревилей
…Великим умам не страшна смерть: их идеи проходят сквозь века и границы…
Когда Натанаэль проснулся, вокруг было темно и холодно.
Поеживаясь, он высунул нос из-под одеяла. Изабелла сопела рядом. Во сне ее лицо принимало спокойное и невинное выражение, ничем не напоминающее ее обычный сумрачный вид. Можно было подумать, что только во сне она и оставалась ребенком.
– Доброе утро, Натанаэль! Вот завтрак. Или, скорее, ужин, учитывая, который сейчас час, – сказал Феликс, протягивая ему кусок черствого хлеба и чашку цикория.
Отец сидел по-турецки рядом с жаровней. Он сам смастерил ее из ржавой решетки и мраморной чаши, в которой когда-то стояли цветы. С тех пор как они потеряли Сэвера, Феликс изо всех сил старался вести себя как смелый и ответственный взрослый. И Натанаэль был вынужден признать, что у него это неплохо получалось. Ежедневно Феликс расставлял ловушки, и на обед у них почти каждый день был кролик на гриле. Отец утверждал, что на заброшенном кладбище зверей было видимо-невидимо.
Натанаэль присел и взял чашку у него из рук. Она была приятно теплой. Все трое находились в импровизированной лаборатории, которая почти целиком заполняла пространство склепа, где они разбили лагерь. Справа и слева за мраморными плитами находились гробы, в которых покоились члены семейства д’Омбревилей. Одна из плит была сорвана и валялась на земле. На ней было выгравировано имя: Луи Фюльжанс Викторьен, барон д’Омбревиль. Там-то, в пустой полости, где должен был покоиться аристократ, они и нашли тетрадь, похожую на Книгу, за которой охотилась Веритэ. Тетрадь была обернута в клеенчатую ткань и скреплена печатью с гербом барона. Она пролежала здесь годы, не претерпев при этом никаких изменений. В отличие от Книги, тетрадь не была зашифрована. Вероятно, барон решил, что она надежно припрятана и ей не потребуется дополнительная защита в виде шифра Виженера.
Было совсем не просто найти могилу д’Омбревиля ночью на кладбище, куда они прибежали, унося ноги из интерната. Падая от голода и усталости, они перепрыгнули через стену и отправились на поиски. Но ничего не получалось. В конце концов им улыбнулась удача. Беглецам повстречался сторож, делающий ночной обход. Все трое бросились к нему, свернув с тропинки, Натанаэль немедленно пометил его и приказал отвести их в нужное место. Путники не преминули воспользоваться случаем, чтобы запастись едой, одеялами и чистой одеждой. В качестве благодарности Феликс, терзаемый угрызениями совести, незаметно положил в карман их проводника все французские деньги, которые у него оставались. Затем Натанаэль приказал сторожу с подчищенной памятью отправляться восвояси.
Не имея лучшей крыши над головой, они уже две долгие недели проводили ночи в склепе семьи д’Омбревилей. В конце концов, кладбище было пустынным и заброшенным. Кроме старых, еле волочащихся механических часовых, никто не решался гулять по его территории. Лучшего места для трех беглецов было не найти.
– Ты что, плохо спал? – спросил Натанаэль у Феликса, заметив его осунувшиеся черты.